Танцующая с бурей

– Ты просто разозлишь его!

– Айя, девочка. Ты просто не знаешь, о чем, черт возьми, говоришь.

– Это не просто зверь, он думает так же, как и мы. Я чув…

Она быстро огляделась и понизила голос, взяв отца за руку.

– Я почувствовала это.

– Ты погружалась в кеннинг? – прошипел Масару, сузив глаза.

– Хай, – она опустила взгляд на палубу. – Я ничего не могла с этим поделать. Он был так прекрасен. Ничего подобного я никогда не видела. – Ее глаза светились, когда она смотрела на Масару. – Пожалуйста, отец, должен быть другой выход.

Масару уставился на дочь, его каменный взгляд на мгновение смягчился. Она была неуловимо похожа на свою мать. Плавная линия щек, как у Наоми, решимость в глазах, ужасное упрямство, которое он так обожал. Но мягкость мелькнула и исчезла, сменившись прагматизмом охотника и знанием, что зверь отправит их всех в могилу, если не успокоится. В том числе и его дочь.

– Извини, Ичиго. Это единственный выход.

– Пожалуйста, отец…

– Хватит! – рявкнул он, и в ответ раздался гром, заставив Юкико сжаться.

Он молча отвернулся и шагнул в клетку, а Акихито последовал за ним с извиняющимся взглядом. Касуми в утешение положила руку на плечо Юкико, но девушка сбросила ее. Обхватив себя покрепче руками, она молча смотрела отцу в спину, не в силах произнести ни слова. По коже ручьями стекал дождь.

Масару знал, что зверь может проснуться в любую секунду, поэтому работал быстро и уверенно. Акихито опустился на колени среди разодранных сетей, справа от грозового тигра. Крылья арашиторы были похожи на крылья орла: двадцать три основных маховых пера, каждое длиной с ногу Масару, широкие, отливающие странным металлическим блеском. Двадцать три второстепенных маховых пера, белых, как первый снег. Кроющие перья крыла были более крупными и серыми, они меняли цвет до темно-серого, выделяясь на фоне более мелких перьев. Несмотря на оцепенение, вызванное черносном, в каждом крыле зверя чувствовалась огромная сила, благодаря которой он легко поднимался в воздух и летел сквозь грозовое небо, как сверкающая чешуей рыбка кои, плывущая под гладкой поверхностью пруда.

Акихито веером расправил основные маховые перья. Масару поглубже вдохнул и, нахмурясь, медленно выдохнул. Он так крепко сжал нагамаки, что костяшки его пальцев побелели, контрастируя с ярко-алым шнуром эфеса. Пальцы барабанили по рукояти.

Мои руки должны стать твердыми, как камень. Мои руки и мое сердце.

Он резко опустил клинок. Ровный срез. Острая, как бритва, твердая, как алмаз, фальцованная сталь. Звук скатившейся слезы, словно шепот ветра. Срезанные до половины перья раздвинулись и растаяли как дым. Отсеченные концы относило ветром на палубу, и они казались жалкими и хрупкими под падающей стеной дождя.

Масару услышал, как дочь заплакала у него за спиной.

Он кивнул Акихито, и мужчины перешли к другому крылу, быстро и хладнокровно повторив процедуру. Несмотря на тряску и постоянную качку, удары Масару были ровными и точными, острие нагамаки проходило сквозь перья, словно горячий клинок сквозь снег. У Масару возникло чувство, что он отсекает часть себя, но он отбросил его и наблюдал за происходящим, как будто во сне, двигаясь в такт качке корабля. Длинный клинок был продолжением его руки. Руки, покрытой кровью сотен зверей, у которых он отнял жизнь. Руки охотника. Разрушителя.

Единственное созданное им живое существо рыдало у него за спиной, но слезы девочки скрывал дождь.

Когда с крыльями было покончено, он отступил и критически осмотрел свою работу. Аккуратные срезы, кровеносные сосуды не задеты, но до следующей линьки зверь не сможет летать, и взмахи его крыльев не будут опасны для судна. Он кивнул головой.