Танцующая с бурей

Посмотри, что они сделали со мной. Ты позволила им это. Посмотри мне в глаза. Не стыдно за себя и за всю вашу жалкую расу?

Гром холодом прокатился по ее позвоночнику. Вздрогнув, Юкико опустила глаза и отвернулась.

Когда она вошла в каюту, отец лежал в гамаке и смотрел в потолок. Его грязная одежда висела на стене, а сам он был в старых брюках хакама: голый торс и покрытые татуировками руки – черные чернила выцвели до синевы, края расплылись от времени. Он был в хорошей форме, но бледная кожа цветом напоминала мел, блестела от пота и пахла лотосом.

Он даже не взглянул на нее, когда она вошла.

Она закрыла дверь и села рядом с гамаком на шаткую деревянную табуретку. Ее миндалевидные глаза, прикрытые веками, блестели в свете лампы – единственный подарок, оставшийся ей от матери, покинувшей ее так давно. Глаза, наполнившиеся слезами и с недоверием смотревшие на отца, когда он в садах сёгуна сказал ей, что мать ушла.

– Лучше бы я ушла вместе с ней, – она старалась говорить тихим спокойным голосом; ей не хотелось выглядеть истеричкой. Но слова должны были ранить его.

– Лучше бы я оказалась где угодно, но только не здесь, с тобой.

Он долго молчал, и тишина была наполнена гневом и шумом падающего дождя.

– Ты хочешь невозможного, – мягко сказал Масару. – И этим напоминаешь ее.

– Надеюсь, не только этим.

Снова пауза. Масару глубоко вздохнул.

– Если тебе так хочется ненавидеть меня, то ненавидь меня за те ошибки, которые я совершил.

– Например, за то, что изуродовал это несчастное животное?

– Его перья отрастут. Как и у любой другой птицы. Скоро начнется линька.

– Ты ведь отдашь его ему? Сёгуну.

Масару вздохнул.

– Конечно, Юкико. Я дал клятву.

– Он просто жадный мальчик. Он не заслуживает столь прекрасного создания.

– Иногда мы получаем то, что не заслуживаем. Мы играем теми картами, которые нам раздали, а не скулим о несбывшемся. В этом и заключается разница между взрослым и ребенком.

Но я – ребенок, захотелось крикнуть ей.