Предатель рода

Десять футов.

– Моих метателей? – Кин прошипел сквозь стиснутые зубы. – Это ведь вы, ублюдки, вывели их из строя. Поэтому вы и умоляли Даичи не использовать линию в битве. Вы испортили их, хотели, чтобы они взорвались во время испытаний перед всей деревней, а не во время…

– Откуда мне, черт возьми, знать, как вывести из строя твои машины, гильдиец?

– Я видел твои руки после битвы, Исао. Они были в смазке.

– Смазка? Да ты совсем тупой, – Исао презрительно фыркнул. – Черная, да? Липкая? Как кровь о́ни?

Пять футов.

– Когда Даичи узнает об этом…

– И как же он узнает? – усмехнулся Исао. – Мертвецы молчат.

Два фута. Совсем близко. Можно было увидеть капли пота на коже юноши. И ненависть, горящую в глазах.

– Исао, не…

Тонфа просвистела рядом с его челюстью. Кин отклонился и случайно ударил Аянэ затылком по носу. Девушка взвизгнула и, закрыв лицо руками, отлетела назад. Она успела ухватиться за веревочные перила, чтобы удержать равновесие. Мост под ними качнулся.

Кин шагнул вперед, схватил вторую тонфу и резко хлопнул ладонями по дереву. Он попытался вырвать оружие из рук Исао, но тот ударил другой дубинкой раз, второй – в солнечное сплетение, по ребрам, – выбивая воздух из легких. Кина чуть не вырвало. Он упал и неуклюже прицелился локтем, намереваясь ударить Исао в подбородок. Но получил пинок в живот и свернулся калачиком на досках. Тут он услышал крик Аянэ и резкий смешок Такеши: этот ублюдок схватил ее за руки.

Исао поднял Кина на ноги и снова ударил его кулаком в живот – раз, другой, – пока боль не накрыла его белым саваном, а изо рта не пошла кровь. Мир вокруг закачался, будто какой-то великан тряс его, сжав в неуклюжих жирных кулаках. Кин чувствовал, как его толкают к перилам, как мост под ними шатается, рука Исао сжимается на шее, а другая хватает его за оби и тащит вверх, чтобы скинуть в лес, с высоты в шестьдесят футов.

– Ну что, гильдиец, есть у тебя машина, на которой ты сможешь полететь?

Кин захрипел, почувствовал вкус крови, руку, которая держала его за горло. Он ощущал, как дует лесной ветерок, прохладный и свежий, как летят из-под навеса листья цвета огня и падают вниз. Интересно, будет ли он трепетать так же? Порхать из стороны в сторону. Вплоть до самой земли, когда он закроет глаза и больше не будет видеть снов. Неужели так всё закончится?

Значит, всё, что он видел в Палате дыма, было ложью?

Сотни красных, как закат, глаз уставились на него с таким обожанием, на какое только было способно стекло.

Его собственное лицо, но абсолютно чужое.

– Не называйте меня Кином. Это не мое имя.

Сквозь навес проникал блеклый солнечный свет, а глаза ему ослепляло кроваво-красное марево.