Предатель рода

22
18
20
22
24
26
28
30

Почти ровесницы…

– Я охотился вместе с ее отцом, Кицунэ Масару.

– Черный Лис Шимы? – в голосе Ханы зазвучало благоговение, и она наклонилась вперед, забыв о косах. – Люди несут ему поминальные таблички к Пылающим камням!

Акихито поднял кусок дерева, над которым работал.

– Как ты думаешь, кто начал их там ставить?

– О Боги, ты знал их? – выдохнула Хана. – Ты видел ее грозового тигра?

– Видел? – Акихито слегка развернул плечи. – Да я помог поймать эту чертову животину.

– О боги! – Хана снова поднялась на ноги, прикрыв руками рот. – Помогите мне! Так ты говоришь…

– Я помог поймать его. На неболёте «Сын грома». Шторм был страшный. Я таких не припомню. – Глаза Акихито засияли. – Рю Ямагата знал, как управляться с кораблем, черт возьми. Он был хорошим человеком. – Свет в его глазах потускнел и погас. – Все они были хорошими людьми.

– Какая она? – Глаза Ханы ярко горели, подогревая воображение. – Танцующая с бурей.

– Умная девочка. – Акихито кивнул. – Сильная. Упрямая, как тысяча чертей. И такая милая. По правде говоря, она очень похожа на тебя, Хана-чан. – Он взглянул на подоконник, где несколько минут назад сидел кот, и почесал щетину на подбородке. – Она очень похожа на тебя.

11

На краю запустения

Юкико забыла, каким прекрасным может быть мир.

Внизу высились горы, древние и неизменные, заставляя ее чувствовать себя бренным крошечным существом – искрой, вырвавшейся из сумеречного пламени и устремившейся в небо, но сгоревшей дотла. Деревья, окутанные в цвета алой крови и сияющего золота, сочной ржавчины и увядающей розы, стояли, словно танцоры в ожидании музыки осени. А потом в суете сбрасывали свои драгоценные одежды, засыпали обнаженными в объятиях зимы и ждали весны, которая будила их теплыми легкими поцелуями в самые нежные места.

Юкико положила голову на шею Буруу и посмотрела, как мир становится все меньше и меньше. Она закрылась от Кеннинга – только она и ветер в волосах, мир исчез за темными стеклами.

Йофун покоился у нее на спине, привязанный плетеным шнуром. Она обнаружила, что катана и танто бьются и царапаются друг о друга, угрожая испортить лак на ножнах. И, поскольку нож и меч составляют спорную пару, она засунула танто на дно одного из ранцев на Буруу с грустными мыслями об отце.

Саке закончился, воспоминания о холодном прощании с Кином больно застыли внутри. Она мысленно потянулась к Буруу, нахмурив брови, и чуть-чуть приоткрыла свой разум. В голове ослепляюще пыхнуло жаром, лес внизу запульсировал яркими вспышками – жизнями, которые она не чувствовала на таком расстоянии всего месяц назад.

Стиснув зубы, Юкико попыталась уговорить Кеннинг обратиться в легкую радужную оболочку перед восходом солнца. Она пыталась возвести вокруг себя стену, кирпичик за кирпичиком. Загнать этот жар в тупик. Оградить себя силой воли, чем-то более крепким, чем жалкое оцепенение после спиртного напитка. Вызвать в памяти образы из ее детства. Воспоминания и счастливые моменты – всё, что могло подстраховать, удержать ее, защитить от ада, ожидающего снаружи. Дыхание ее стало резким, прерывистым, головная боль усилилась.

Ты меня слышишь, брат?