Буруу зарычал и погрузился в угрюмое молчание. Юкико чувствовала его беспокойство, волнение, облаченное в мрачную агрессию. Но под всем этим снова нарастала боль, пульс стучал ударами крошечных молотков по затылку. Нарастала еще одна волна, еще один визг психической атаки, окрашивающий ее губы в красный цвет и заставляющий кровоточить уши. Она устала от этого. Устала гадать, почему так происходит.
Буруу вздохнул всем своим существом.
Она повернулась и стала осторожно спускаться по лестнице, камень под ее сапогами таби скользил. Чем дальше она спускалась, тем меньше мерцал на гранитных стенах свет фонаря. Становилось холоднее, слабый запах масла смешивался с едва уловимым запахом тления. По плитке наверху прокатился приглушенный гром, среди высоких стропил заплясали длинные тени.
Потолки здесь были высотой в десять футов. Сложенные крестом доски образовывали ромбовидные перегородки. Сердце забилось быстрее, когда Юкико увидела ниши, заваленные свитками – сотни и сотни свитков, сложенные один на другой, по всей комнате.
Буруу взбодрился, и его веселье отозвалось эхом в Кеннинге, словно крошечное землетрясение, отчего в висках у Юкико запульсировало. Приблизившись к первой полке, она поставила фонарь и наугад выбрала свиток. Бумага под кончиками пальцев казалась жирным плотным пергаментом, почти… влажным на ощупь.
Развернув свиток, она протянула его к тусклому свету. Края потемневшей от возраста рукописи были немного неровными. Юкико видела, что начертанные кандзи представляют собой короткие трехстишия, в которыех она опознала хайку. Отбросив в сторону волосы, она быстро осмотрела страницу. Ее изумлению не было предела.