Похититель детей

22
18
20
22
24
26
28
30

Входить в такое место Питеру совершенно не хотелось. Он решительно помотал головой.

– Я только что напекла имбирных пряников. Все маленькие мальчики любят имбирные пряники. Разве нет?

Три девочки закивали.

– Наверняка любят, мама!

Поднеся полные влажные губы к самому уху Питера, женщина зашептала. Слова ее казались полной бессмыслицей, непонятным напевом из резких, отрывистых звуков, но вокруг вдруг запахло медом и свежеиспеченным хлебом. В животе у Питера заурчало, рот наполнился слюной. Он облизнулся. Внезапно ему очень захотелось имбирных пряников – что бы это ни было такое.

– Идем со мной, – промурлыкала женщина.

Пригнувшись, она скрылась в норе. Идти с ней в эту нору – да и вообще куда бы то ни было – вовсе не казалось Питеру хорошей идеей, но мысли вдруг сделались вязкими, тягучими, как сироп, и, когда девочки подхватили его под руки и потащили за собой, он последовал за ними.

Сгорбившись, чтобы не удариться лбом о корень или не сшибить фосфорически светящийся гриб, пошатываясь, будто пьяный, он двинулся по длинному подземному ходу. Ход привел в небольшую пещерку с черными каменными стенами, со сводом из густо переплетенных корней. В большом очаге, под кучей хвороста, тлели янтарные угли, озаряя пещеру мягким карамельным светом.

Споткнувшись, Питер упал и растянулся на груде роскошных мягких шкур.

С потолка свисали кости, перья, бусы, высохшие цветы и всевозможные звериные черепа, нанизанные на длинные веревки. Жирные черные жабы, огромные блестящие жуки и разноцветные птицы висели вниз головой на крюках, глядя на Питера безжизненными стеклянными глазами. Низкие столики были завалены свитками и глиняными горшками.

В углу, среди корней под потолком, что-то мелькнуло – казалось, там, во мраке, прячутся какие-то существа. Но тут Питер увидел глиняную миску с горкой пряников и забыл обо всем остальном.

Держа в руках миску, женщина опустилась на шкуры, улеглась рядом с Питером, закинула на него голую ногу и поднесла пряник к его губам. Питер впился зубами в угощение.

Пряник оказался сладким и теплым, только каким-то клейким в середине. Но Питер все равно съел его без остатка, а за ним и еще один, и съел бы третий, но вдруг обнаружил, что больше не может ни жевать, ни даже поднять головы. Взгляд помутился, все вокруг подернулось рябью, точно пруд под дуновением ветра. На миг показалось, что сверху мерцают дюжины свечей, но, стоило Питеру моргнуть, и он увидел, что это вовсе не свечи, а глаза – сотни узеньких желтых глаз.

Оседлав Питера, женщина склонилась к нему. Пряди ее волос защекотали лицо. Теплые пальцы легли на живот, поползли к груди, раздвигая волчью шкуру. Нагнувшись ниже, женщина обнюхала его волосы, скользнув мягкими грудями вдоль его груди, принюхалась к лицу, шее, и прижалась к его груди щекой. Горячие, влажные губы обхватили сосок.

Набедренная повязка Питера зашевелилась. Три сестры, стоявшие за спиной женщины, с горячечным, жадным бесстыдством уставились на него, по их подбородкам потекла слюна.

– О-о, какой твердый, – шепнула первая.

– Твердый, как стойка шатра, – подхватила вторая.

– Пропитания хватит надолго, – добавила третья.

Все трое захихикали.

«Нет!» – хотел было крикнуть Питер, но смог издать лишь слабый жалобный стон. Внезапная резкая боль в соске сменилась нестерпимым жжением.