Парк юрского периода

22
18
20
22
24
26
28
30

– Может, я схожу на пульт и узнаю, что там у них? – предложил Генри Ву.

– Нет-нет. Это совсем ни к чему, Генри, – сказал Хаммонд. – Если бы там что-то случилось, нас бы уже известили… Ах…

Мария вернулась в столовую, принесла две вазочки с мороженым.

– Тебе – совсем немножко, Генри, – сказал Хаммонд. – Это мороженое делают из свежего имбиря, он растет у нас в восточной части острова. Мороженое – моя старческая слабость… И все-таки…

Генри покорно взял маленькую ложечку и попробовал мороженое. За окном полыхнула молния, ударил гром.

– Как близко! – сказал Генри Ву. – Надеюсь, дети не испугаются молний.

– Это вряд ли, – откликнулся Хаммонд, смакуя мороженое. – Но я все-таки не могу не тревожиться из-за нашего парка.

Генри немного успокоился. Видимо, старик в конце концов начал всерьез задумываться о проблемах парка.

– И что же вас беспокоит?

– Ты же знаешь, Генри, мы ведь создавали парк главным образом для детей… Все дети любят динозавров. Они будут просто счастливы, когда попадут сюда. Маленькие детские личики засияют от счастья, когда детишки увидят наших динозавров, этих чудесных животных… Но я боюсь… Боюсь, что не доживу до той минуты, когда это произойдет. Вдруг случится так, что я не доживу до этого, вдруг я не успею увидеть радость на детских лицах…

– По-моему, у нас есть и другие проблемы… – нахмурился Ву.

– Но ничто не омрачает мои мысли так сильно, как это, – сказал Хаммонд. – Как то, что я могу не дожить и не увидеть сияющих, радостных детских лиц. Этот парк – наше величайшее достижение, настоящий триумф. Нам удалось свершить все, что мы задумали, удалось воплотить все самые смелые мечты. И, как ты, наверное, помнишь, главной нашей целью было заставить новейшие технологии генной инженерии приносить доход – огромный доход, кучу денег.

Ву понял, что Хаммонд сейчас пустится пересказывать одну из своих старых речей, которые он толкал перед будущими инвесторами во время рекламной кампании. Генри поднял руку:

– Я знаю, что ты собираешься сейчас сказать, Джон…

– Если бы ты хотел основать генно-инженерную компанию, Генри, скажи, за что бы ты взялся? Что бы ты стал делать? Какие-нибудь лекарства от страшных недугов, чтобы осчастливить болезненное человечество? Нет, и еще раз нет! Что за дикая идея! Глупое, совершенно непродуктивное применение новых технологий.

Хаммонд, сокрушаясь, покачал головой и продолжил:

– Ты только вспомни, Генри, за что взялись первые генно-инженерные компании, вроде «Генинтеха» и «Цетуса», – они занялись фармацевтикой, стали делать лекарства. Новые лекарства для больных людей. Очень, очень благородный порыв. Но, к сожалению, чтобы запустить в продажу лекарство, надо прорваться через кучу преград и препон. Начнем с того, что одно только Управление по контролю за продуктами и медикаментами потребует клинических испытаний твоего лекарства сроком от пяти до восьми лет – и то, если тебе очень повезет. Дальше – хуже. Когда ты выпустишь свою продукцию на рынок, тебя ожидают еще более неприятные сюрпризы. Вот, скажем, ты изобрел невиданное чудо-лекарство от рака или от болезней сердца – как это сделали парни из «Генинтеха». И, скажем, ты хочешь назначить за свою продукцию приличную цену – к примеру, тысячу или две тысячи долларов за одну дозу. Ты воображаешь, что это твое законное право. В конце концов, ты ведь изобрел это лекарство, ты потратился на его производство и всякие испытания – следовательно, ты можешь продавать его по той цене, какую считаешь справедливой. Но неужто ты думаешь, что правительство позволит тебе это сделать? Нет, Генри, и еще раз нет. Они ни за что на это не согласятся. Больные люди не захотят платить по тысяче долларов за дозу необходимого им лекарства – вместо того, чтобы благодарить тебя, они примутся возмущаться. И Красный Крест тоже платить не станет – вместо этого они поднимут шумиху в прессе, завопят, что это грабеж среди бела дня и еще всякую подобную ерунду. И тебя так или иначе доконают – отказами в патентном бюро, задержками в разрешительных структурах, еще чем-нибудь – и в конце концов тебя просто вынудят продавать лекарство по возмутительно низкой цене. С точки зрения бизнеса такая благородная помощь страждущему человечеству – жутко невыгодное дело. Лично я никогда и ни за что не возьмусь помогать человечеству.

Генри слышал эти рассуждения и раньше – уже не раз и не два. Он понимал, конечно, что Хаммонд говорит чистую правду: биоинженерные корпорации, работавшие в области фармацевтики, постоянно страдали от притеснения со стороны всяческих разрешительных и патентных государственных организаций.

– А теперь давай посмотрим, насколько все проще и удобнее, если ты занимаешься бизнесом развлечений, – продолжал Хаммонд. – Развлечения и удовольствия – это тебе не жизненная необходимость. И правительство не вмешивается в развлекательный бизнес. Если я потребую пять тысяч долларов за билет в мой парк – кто посмеет мне это запретить и на каких основаниях? Ведь, по большому счету, людям вовсе необязательно сюда приезжать. И никакой грабеж здесь ни при чем – наоборот, высокие цены повышают престиж развлекательного центра. Посещение моего парка станет престижным признаком благосостояния – все американцы это жутко любят. Точно так же, как японцы, а у них, кстати, денег гораздо больше, чем у американцев.

Хаммонд доел свое мороженое, и Мария молча убрала его опустевшую вазочку.