Три ключа валялись в сухой траве, посреди хлама, выпавшего из сумочки.
– Ты все-таки сделала это? – Стел зажал ладонями пылающие щеки и посмотрел в ее мутные глаза.
В ответ она лишь коротко кашлянула.
Он взглянул на ключи, потом на Рани, опять на ключи и опять на Рани. Горло сдавил острый приступ боли.
Как же хотелось обменять эти три проклятые трубочки серебра на ее жизнь! Какими мелкими и неважными вмиг оказались все минувшие тревоги: и заговор Мерга, и невозможность возвращения домой, и изгнание из отряда, и даже угроза смерти целой деревни незнакомых чужаков.
– Так лучше, – прошептала она.
– Не говори так! Не говори, что так лучше! – опомнился Стел, сел рядом, положил ее голову себе на колени, коснулся горячечного лба. – Ты поправишься, вот увидишь, мы вытащим тебя, ты только борись, только держись, слышишь?
Рани молчала. Дышала рвано, неслышно – да почти не дышала, только обжигала кожу даже через ткань.
– Ты… помни… – она захлебнулась кровью, и Стел помог ей сплюнуть, вытер пересмякшие губы платком, но она упрямо договорила: – Это я сама… пошла.
– Я привел тебя сюда, я виноват во всем этом.
– Я так хотела, – беззвучно пробормотала она.
– Я люблю тебя, – так же беззвучно прошептал Стел.
И какой-то частью сердца в это поверил. Никто и никогда не слышал от него таких слов.
И теперь не услышал – Рани вновь провалилась в небытие. Стел поднял слепые глаза на изгрызенную луну.
И начал молиться.
– Сарим, прости…
Глава 40
В висках пульсировала боль.
Белянка проснулась и боялась пошевелиться. Боялась открыть глаза. Она даже не была уверена, что вообще спала. Тяжелое забытье раскрошило воспоминания в прах, залило непроглядной чернотой прошлое и переломало каждую косточку. Ныло все тело, а в груди леденела пустота.
И имя этой пустоте было – Стрелок.