– Тише, тише. Я здесь, с тобой, – он присел на корточки и попытался погладить ее по плечу, но она вскинула руку, больно ударив его по подбородку.
– Не трогай меня! – всхлипнула Рани и отползла дальше.
– Да подожди ты! Я не верю ни одному его слову… – Стел замолчал, наткнувшись на ее колючий взгляд исподлобья.
– Зря, – прохрипела она и поднялась, глядя на него сверху вниз. В ее взгляде больше не было боли и слез – только холодное, колючее безумие. То самое безумие, с которым он встретился на мосту. – Ты так и не понял? Ларта убила я.
Надтреснутый голос клочьями повис на тяжелых ветвях и слышался в скрипе при каждом порыве ветра.
Ларта убила я.
Ларта убила я.
Горечь сочилась от этих слов такая, что на глазах выступили слезы, а рот наполнился тошнотворной слюной.
– Нет, – Стел качнул головой. – Рокот отрубил Ларту голову.
– Из-за меня.
Будто камень с обрезанной веревкой ухнул на дно.
– Из-за Кодекса, из-за собственного упрямства, из-за желания утвердить свою власть – из-за чего угодно, только не из-за тебя!
– Хватит меня защищать. Хватит. Поиграл, и хватит, – тонкая верхняя губа поднималась, будто в оскале, а ноздри раздувались от напряжения. – Он прав, а ты зря остановил меня на мосту. И сюда притащил – зря. И заново научил чувствовать – тоже зря!
Рани попыталась убежать, но Стел изо всех сил прижал ее к себе и держал, пока она не перестала биться в его объятиях. От нее пахло степью. Горькой полынью, холодным ветром, гарью костров. Пульс ее тела отдавался на подушечках пальцев, и казалось, будто ее сердце горит на его ладонях и медленно замедляет ритм. Стынет.
Рани не вырывалась, но и не обнимала в ответ.
– Ты путаешь жалость с любовью. Это унижает. Это могло быть больно, если бы я еще чувствовала боль.
Он отстранился, но она не позволила ему ответить – развернулась и побежала. Лес схлопнулся за ее спиной.
Стел попытался сглотнуть, но рот пересох до горечи. И оставалось только смотреть на покачивание ветвей, мерно сходящее на нет.
– Отпусти ее.
Лесной мальчишка стоял и смотрел на них?! Стел резко обернулся, но в темных глазах цвета мокрого пепла увидел столько сочувствия, что гневный крик замер.