Все цветы Парижа

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мы остаемся, – говорит он, еще крепче обнимая меня. – Прости.

Я киваю и заворачиваюсь в полотенце. – Мы позже поговорим об этом. Мне надо принять душ и сбегать в магазин. – Поскольку Виктор все время готовит в ресторане, я стараюсь избавить его дома от этого.

– Ты присмотришь за Алмой?

– Конечно, – говорит он.

– Папочка! – радуется наша дочка, когда он подходит к бассейну и ныряет в него возле нее.

Приняв душ, я торопливо завязываю волосы в пучок и натягиваю на себя легкое платье.

– Эй, друзья, – кричу я, взяв ключи, – вас устроит семга?

– Отлично, – отвечает Виктор.

Я ищу сумочку в гостиной, потом вспоминаю, что оставила ее в моей мастерской. Да, там она и лежит рядом с картиной, которая сохнет с утра. Сегодня я встала до рассвета, чтобы поработать над этим заказом от супругов из Новой Зеландии.

Виктор сидит в шезлонге возле бассейна, когда я снова выхожу в патио.

– Не спускай с нее глаз, милый, – шепчу я, целуя его в щеку. Мы оба дрожим над Алмой, но я иногда чрезмерно ее опекаю. Она научилась плавать еще в раннем детстве, и нам не о чем беспокоиться.

– Не волнуйся. – Он откидывается на спинку шезлонга и протягивает руку за своей книгой. – Я никуда не уйду.

– Я мигом вернусь.

Семга. Мангольд. Лимон. Немного красного картофеля. О, мороженое для Алмы. Молоко. Что-нибудь еще? Я качу перед собой тележку и объезжаю одну из школьных мам (забыла ее имя), потом тороплюсь к кассам. Очереди длинные. И что мне вздумалось идти за покупками в самые загруженные часы?

По дороге домой я вспоминаю извинения Виктора и улыбаюсь. В любой семье встречаются ухабы, и мне надо радоваться, что наш совместный путь не был каменистым. Виктор совсем не походит на моего отца. Он всегда делает все, чтобы Алме и мне было хорошо. Я знаю это своим сердцем, даже если иногда моя уязвимость дает о себе знать, как это было вчера вечером.

Спрямляя дорогу, я проезжаю мимо школы Алмы; на прошлой неделе я вела урок у второклассников и рассказывала им о художниках. Алма невероятно гордилась мной. Еще четыре квартала, я сворачиваю на нашу улицу и сбрасываю скорость, заметив что-то странное: толпу на улице. Я сразу узнаю нашу учительницу музыки, миссис Уэйфер; ее рыжие волосы выделяются на фоне толпы. Подъехав ближе, я вижу, что она плачет, как и Грета, пожилая женщина, которая живет на углу и три раза в день выгуливает свою собаку Маффи. Там стоят и другие люди, незнакомые, а еще три полицейские машины, припаркованные где попало на улице, одна на дороге к… нашему дому рядом со «Скорой». Мигают огни, воют сирены.

Я ударяю по тормозам, выскакиваю из машины и бегу сквозь толпу к двери моего дома, врываюсь внутрь и… падаю на колени при виде ужасной сцены.

Алма лежит на полу в гостиной. Над ней хлопочут парамедики, надавливают ей на грудь и вдувают воздух в ее рот. Ноги не слушаются меня, я подползаю к моей дочке, тяжело дыша. Кричу, требую ответа.

– Что случилось? Она придет в себя? Что мы можем сделать?

С нее течет вода, под ее телом уже образовалась лужица. Половина ее волос была срезана или вырвана с корнем. Я кричу, и полицейский дотрагивается до моей руки.