Все цветы Парижа

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, – ответила я. В прошлом году она постучалась к нам и принесла пачку конвертов, несколько с чеками, которые почтальон по ошибке доставил на ее адрес. Она всегда была ласковой с Кози. – Нужно хорошенько обработать твою рану и наложить швы, иначе будет нагноение, – продолжала я, взяв папу за руку. – Эстер нам поможет.

– Кози, – сказала я. Дочка подняла голову от своего дневника, который аккуратно вела. Она записывала в него стихи, смешные поговорки, впечатления от всяких событий. Я не вмешивалась – это ее дневник и только ее. – Мы с дедушкой сейчас спустимся вниз… к нашим соседям. – Мне ужасно не хотелось оставлять дочку одну, но и смотреть ей на страдающего от боли деда было ни к чему. К тому же я не хотела, чтобы она услышала наш разговор с Эстер. Дома она будет в безопасности. – Мы вернемся через пятнадцать минут.

Она кивнула, и мы с папой пошли к двери.

– Мама!

Я повернулась к ней.

– Я не боюсь, – сообщила она с улыбкой, вызвавшей у меня слезы. – Знаешь почему?

– Почему, милая? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

– Потому что у меня есть месье Дюбуа! – Она прижала к себе любимого медведя, сильно потрепанного и одряхлевшего. Надо не забыть пришить ему левое ухо – в который раз.

– Да, доченька. Ты никогда не бываешь одна. – Я поцеловала ее.

– Угу, точно, – подтвердила она.

Я улыбнулась и сразу поняла, что ей хочется услышать от меня те же слова, какие говорила мне моя мама, когда мы расставались. Мама смотрела на меня большими, любящими глазами и говорила: «Ne pas s’envoler, mon petit oiseau» – «Не улетай, моя маленькая птичка».

– Ne pas s’envoler, mon petit oiseau, – повторила дочка.

Я поцеловала дочку и закрыла за собой дверь. Я поддерживала папу под руку, и мы медленно спустились по лестнице. Квартира Эстер была на первом этаже. Я постучала два раза в ее дверь и вскоре услышала шаги. Долгое молчание, потом дверь приоткрылась, и в полутемный холл упала узкая полоска света. На нас глядела пара карих глаз.

– Селина? – спросила Эстер, открыв дверь чуть шире.

– Да, – ответила я. – Мы тут с моим отцом, Клодом. Я понимаю, уже поздно, и мне неловко беспокоить вас, но… нам нужна ваша помощь.

– Конечно, – ответила она, не колеблясь ни секунды, открыла дверь шире и с опаской посмотрела на лестницу за нашей спиной. – Заходите скорее, – сказала она и, впустив нас, торопливо закрыла дверь на щеколду.

Ее квартира была гораздо меньше нашей, но по-своему прелестной и такой стильной, что я даже не ожидала. Стены были покрашены приятным оттенком бургундского, мебель тоже была уникальной. Меня впечатлила ваза с павлиньими перьями; уверена, что дочке она бы тоже понравилась. Квартира находилась в задней части дома и выходила окнами в садик, где у нас с Кози была маленькая грядка.

– Пожалуйста, садитесь, – ласково пригласила Эстер, показав на софу.

Нашу соседку нельзя было назвать модницей или светской дамой; она коротко стриглась и носила муслиновые платья, и все же в ее манерах сквозило врожденное благородство. Она была моего возраста или чуть моложе, но за десять лет, которые она жила в нашем доме, я ни разу не видела ее с мужчиной. Печально, подумают некоторые. Но Эстер, казалось, всегда без труда довольствовалась работой в больнице, а отработав смену, приходила домой к своей кошке Жижи.

Я обратила внимание на небольшой письменный стол с пишущей машинкой и толстой пачкой машинописных страниц, перевязанных двумя резинками. Эстер заметила мой взгляд и кивнула.