Бородач был занят совсем другим. Он выловил из воды дохлую утку и сейчас внимательно рассматривал ее со всех сторон. А Марфа вдруг с удивлением подумала, что ведь на самом деле до настоящей темноты еще далеко, что разглядеть и Мишаню, и уток, и бородача она может почти в деталях. А что ж тогда с ней случилось? Помутнение сознания какое-то…
– Бросьте ее, пожалуйста, – попросила она.
К воде она подойти так и не решилась, но на ноги все-таки встала и сейчас пыталась отлепить льнущую к телу юбку, хоть как-то расправить складки на блузке. С блузкой была совсем беда, через мокрую ткань во всех деталях просвечивался кружевной лифчик. Хорошо хоть новый, на днях купленный по какой-то умопомрачительно выгодной акции, очень красивый. Именно этот красивый и кружевной лифчик неожиданно вернул Марфе душевное равновесие. Был бы на ней старый, застиранный, вот где был бы позор. А так ничего, лишь слегка пикантно…
Неожиданно для самой себя Марфа хихикнула. Наверное, это было нервное. Даже наверняка нервное, но на душе полегчало. Вот еще бы бородач не трогал голыми руками дохлую утку.
– Почему? – Он обернулся, глянул на Марфу как-то слишком уж пристально, и она испуганно скрестила на груди руки, прикрывая и красоту, и кружева.
– Вдруг это какая-то зараза. Они же умерли…
– Они умерли не от заразы. – Бородач понимающе усмехнулся, зашвырнул дохлую утку обратно в пруд, ополоснул в воде руки и стащил с себя куртку.
– А от чего тогда? – спросила Марфа, клацая зубами. Раньше холода она не чувствовала, а теперь вот… накрыло. И главное, странно так: жар вперемешку с холодом…
– Не знаю. – Бородач пожал плечами, шагнул к Марфе. – Когда я прыгал за тобой в пруд, они вели себя очень странно, но были еще живы. – А свою мокрую ветровку он накинул ей на плечи. Теплее, разумеется, не стало, но все равно полегчало. Хоть кружев не видать.
– Спасибо. – Она кивнула, а потом спросила: – Может, в воде какой-то яд разлит?
– Если бы в воде был разлит яд, мы бы с тобой тоже плавали кверху брюхом.
Под ветровкой на нем была клетчатая рубашка. Рубашка эта плотно обтягивала и подчеркивала крепкий торс, почти такой же красивый, как Марфины кружева. Сразу же стало жарко, кровь прилила и к щекам, и к шее. Как все рыжие, краснела Марфа всегда очень быстро и очень некрасиво – пятнистой бурачной краснотой. Хоть бы не заметил.
Он и не заметил, теперь он склонился над Мишаней, разглядывал его с куда большей брезгливостью, чем до этого разглядывал дохлую утку.
– Что с этим будем делать? – спросил, не оборачиваясь. – В полицию? – И хриплый голос его как-то странно дрогнул.
– Не надо в полицию… – Марфа даже думать не хотела, что ей, такой мокрой и жалкой, после всего пережитого еще придется объясняться с полицией. Да и неизвестному, но такому щедрому хозяину вряд ли понравится, если из-за личных проблем Марфа отвлечется от своих непосредственных обязанностей. Нет, не надо в полицию!
– Уверена? – спросил бородач. На Марфу он так и не посмотрел, вместо этого он деловито обшаривал Мишанин пиджак. Что-то нашел. Кажется, паспорт. Нашел и сунул в задний карман своих штанов, а Марфа испуганно подумала, что испортится ведь документ, промокнет.
– Уверена, – сказала она как можно более решительным тоном, но все равно получилось жалко.
– Ты же в курсе, что он пытался тебя убить? – И снова не обернулся.
– Не убить. Не может этого быть. Просто напугать, столкнуть в воду.
– Зачем? – А сейчас обернулся, посмотрел с любопытством. – Зачем тебя пугать?