– В душ. – Он снова усмехнулся, отодвинул ее аккуратненько этими своими ручищами, направился к ванной, оставляя на полу мокрые следы босых ног.
А Марфа опомнилась, закричала ему в спину:
– Ты одежду мне передай! Пока будешь мыться, я ее у плиты сушиться повешу, а потом утюгом…
Дверь захлопнулась перед самым ее носом, она всхлипнула, потерла пылающие щеки. Вот дура… А дверь снова раскрылась, и в образовавшуюся щель проснулась волосатая, татуированная рука с зажатой в кулаке одеждой.
– Там простыня банная, – пискнула Марфа. – Она чистая, ты не думай.
– Я не думаю, – донеслось из-за двери. – Ты про пирог, главное, не забудь.
На своей удивительной кухне Марфа крутилась словно белка в колесе, только не бездумно, а очень даже целенаправленно. Мокрую одежду растрясла и аккуратно пристроила на спинку стула рядом с включенной духовкой. Пока пусть так повисит. Тесто замесила в считаные минуты и за считаные же минуты нарезала груши. Сунула пирог в духовку, взялась за картошку. На особые изыски времени нет, но жареную картошку любят все. А она умеет жарить так, что пальчики оближешь.
Скрипнула дверь ванной, но Марфа оборачиваться не стала. Пусть не думает, что ей так уж важно и интересно.
– Хорошо! – сказал бородач и уселся на стул, прижался спиной к стене.
А спина была широкая. И спина широкая, и загорелый торс. Шрам тут, шрам там. Много шрамов… И все видно, потому что его одежда вот, сушится у духовки, и заворачиваться в банную простыню на манер римских патрициев он не стал, а обернул ее вокруг бедер. И теперь все видно: и грудь, и эти страшные шрамы. Откуда столько?..
– С легким паром, – сказала Марфа вежливо и взгляд отвела, принялась шуровать лопаткой в сковороде.
А он снова потянул носом по-звериному и снова сказал:
– Вкусно пахнет!
Не было в Марфиной жизни лучших слов, чем вот это «вкусно пахнет»! И так она обрадовалась, что забыла и про голый торс, и про шрамы.
– Сейчас! Уже скоро. Ты посиди пока. Я уже на стол накрываю.
И накрыла! Как дорогому гостю, все самое лучшее на стол поставила. Даже грибного салатика отложила из того, что делала для заказчика. Она все равно много сделала, с запасом. А пока стол сервировала, пожарилась картошка, и котлеты разогрелись. Картошки и котлет Марфа наложила много, целую гору. Отрезала краюху хлеба, придвинула поближе салат с грибочками и порезанные огурчики, а потом вдруг вспомнила, что в запасах у нее есть коньяк, припасенный исключительно для кулинарных целей. Но для кулинарных целей она потом докупит, а сейчас пусть человек стресс снимет.
Коньяку он даже, кажется, обрадовался, щедро плеснул себе в бокал, а потом налил и Марфе тоже.
– Пей, – велел строго. – Ты сегодня такое пережила, считай, второй раз на свет народилась.
Пережила и народилась, а вот рядом с ним обо всех своих переживаниях позабыла. Глупая баба!
Свой коньяк Марфа выпила одним махом, зажмурилась, задышала открытым ртом, замахала ладонью, прогоняя жар. А ее спаситель только усмехнулся. Осушил бокал, придвинул к себе тарелку с ее разносолами.