Сколько времени твилмиш ждал своего дома, значения не имеет, как и сила его желания этот дом, наконец, получить. Далеко не каждый песчаный замок твилмишу в итоге подойдет. В своих поисках они хитры и разборчивы, как твоя бабушка, выбирающая в продуктовом дыню, потому что место, выбранное тобой по собственной воле, во многом определит твою в нем жизнь. Когда начинается прилив, приходят волны и смывают замок, и его обитателя тоже смывает и уносит прочь – то есть он не возвращается в форму чистой энергии, чтобы подождать нового замка, но исчезает, совсем, физически и духовно растворяясь в Природе. Совсем как мы в конце своей куда более долгой жизни. Так вот, самое важное условие хорошего замка – чтобы его построил ребенок. Ну, или дети. Слишком часто взрослые вкладывают в архитектуру свою привычку беспокоиться о будущем или зависимость от часов на руке, и тогда дух этих печалей портит весь эффект «твилмишского времени»: это такой совершенно особенный феномен, при котором несколько часов, протекающих между отливом и приливом, кажутся этой породе фэйри столь же долгими, как нам – годы и годы человеческой жизни.
Вот какие требования у них еще есть к будущей резиденции: ребенок должен построить замок своими руками, безо всяких там пластмассовых формочек и металлических совочков, так, чтобы там не было прямых углов, и чтобы каждый дюйм жилого пространства отражал неповторимые контуры детского воображения. Структура предпочтительна комплексная, с как можно большим числом комнат, тоннелей, парапетов, мостиков, подземелий и рвов. Украшать его надобно самыми красивыми ракушками и морским стеклом (больше всего у них ценится синее бутылочное, хорошо обкатанное прибоем, но и зеленое тоже хорошо). Дорожки правильно мостить плавником или, на худой конец, поставить шест из морской иглы и поднять на него флаг из водорослей. Да, еще рядом не должно быть песчаных крабов, этих бронированных гаденышей, роющих норы и способных сделать подкоп под стену или заселить подвал. Подпорная стена умеренной высоты должна окружать весь ансамбль, чтобы как можно дольше отражать атаки голодных разведчиков прилива, но ни в коем случае не заслонять вид на океан. Ах, да – еще у дома должно быть имя, заранее придуманное и начертанное над главными воротами пером, оброненным чайкой: что-нибудь вроде «Заветного желания» или «Страны песков», или вот еще «Замка мечты» – чтобы твилмишу не тратить драгоценные мгновения жизни на принятие решения, как его дом будет называться.
Многие из тех, чья жизнь отдана изучению родословий и обычаев фэйри, даже никогда не слышали о твилмишах, а в их происхождении и подавно никто толком не уверен. Мне думается, они здесь примерно столько же, сколько сами песчаные замки, а, может, и дольше – селились себе в песчаных пещерах неандертальских детишек. Возможно, в духовной своей форме они возникли одновременно со вселенной и просто подождали несколько эонов, пока на свет не появились песчаные замки. Но, возможно, это куда более поздний продукт эволюции фэйриного рода. Некоторые полагают, что твилмиши принадлежат к той особой линии волшебных существ, которые связаны с человеческим творческим началом, – вроде Чернильной Мартышки, которую привлекает писательский труд, или Демона Художников, который балуется, смешивая краски на палитре и добиваясь доселе невиданных оттенков.
Но в любом случае понять натуру твилмиша можно только одним способом – познакомившись с ним. И поэтому я решил предложить вам здесь биографию одного представителя их вида. Все нижеследующее могло бы происходить вечером превосходного летнего дня после того, как вы уже ушли с пляжа, а время бы заняло – от прилива до отлива, или, если хотите, от начала ужина и до того момента, пять часов спустя, когда голова ваша коснулась подушки перед погружением в сон. Казалось бы, тут едва хватит времени, чтобы съесть курицу с картошкой, тайком отправить морковку собаке под стол, убрать со стола, посмотреть любимую передачу по телевизору, нарисовать пирата с повязкой на глазу и попугаем на плече, почистить зубы и поцеловать на ночь родителей, ан нет. Понять твилмиша – значит усвоить, что за одно-единственное мгновение можно спаси или погубить всё, гениальная идея может родиться, королевство – пасть, любовь – взрасти, а жизнь – обрести смысл.
Если бы я не был честным человеком, я бы на этом этапе просто выдумал кучу всякой чуши на тему биографии одного отдельно взятого твилмиша, потому что одно дело знать о том, что есть такой народ, и совсем другое – сказать что-то существенное по поводу какой-то конкретной принадлежащей к нему группы, пока не познакомился лично с теми, кто в нее входит. И чем больше их ты встречаешь, тем глубже понимание. Правда, узнать что-то определенное о том или ином твилмише ой как непросто – а все потому, что ростом они не выше ногтя на вашем большом пальце. Вдобавок, движутся они быстрее, чем вы успеете моргнуть глазом, – чтобы продлить каждое мгновение до целой минуты, а минуту – до часа.
Как-то летом 1999 года на пляже в Барнегат-Лайт, что в штате Нью-Джерси, пятилетняя девочка по имени Чико Квигли выловила из прибоя витую ракушку. Эта ее спиралевидная форма совершенно заворожила ребенка. Чико забрала раковину домой и положила на подоконник у себя в спальне – как украшение. Три года спустя кошка Мадлен сшибла ее с подоконника на пол, и тут-то из извилистого лабиринта, у выхода из которого Чико время от времени слушала шум волн, выпала малюсенькая книжица – не больше, чем десяток песчинок, слипшихся вместе. Обложка у нее была из шкуры морского конька, а страницы – из травы, что растет на дюнах. Поскольку я – эксперт по феям и их культуре, книгу принесли мне, дабы выяснить, подлинный ли это артефакт или просто розыгрыш. Крошечный том отправился под электронный микроскоп, и мы выяснили, что в наших руках оказался дневник твилмиша по имени Илин-Ок.
По всей видимости, Илин-Ок обладал художественными наклонностями, так как на первой же странице обнаружился его автопортрет – рисунок чернилами каракатицы. Твилмиш стоял, вероятно, на самой высокой башне своего замка, на океанском ветру, который развевал длинные черные волосы, забранные в хвост, и облаком вздымал плащ за спиной. Был он крепкого сложения, широкоплечий, с икрами и бицепсами обхватом без малого в его же голову. Его лицо, простое и пригожее, с густыми бровями и кляксой вместо носа, возможно, и не выиграло бы ни один конкурс красоты, но зато дарило ощущение уюта и утешения – таким безыскусным и честным оно было. Пристальный взгляд был устремлен вдаль. Я невольно подумал, что на портрете изображен тот самый момент, когда Илин-Ок понял: рано или поздно хаос океана поглотит и его самого, и его прекрасный замок по имени Быстротечность.
Существование этого дневника – уже само по себе чудо, и все в нем написанное совершенно бесценно для историка твилмишей. Наш автор, судя по всему, был крайне немногословен, ибо между записями со всей очевидностью проходило немало времени, но взятые совокупно, они представляют собой, как гласит титульный лист, Хроники Илин-Ока. Вот они, только что переведенные с твилмишского при помощи искусной программы-декодера под названием «фэйриспик» (производство «Фен анд Дэйл Инк.») – к услугам читающей публики.
Я осознал, что существует Оно, место, где я смогу жить, когда был всего лишь понятием – облачком, дрейфующим в дымке прибрежных брызг. Это очень страшно – принять решение родиться. Мало что на свете – действительно то, чем кажется, по крайней мере, пока не приблизишься и не потрогаешь сам. Но этот замок, который хохочущие архитекторы-великаны возвели и нарекли «Быстротечность» (я не понимаю их языка, но таковы его символы и так они выглядят), начертав слово на табличке из пла́вника, врытой среди бугристой коричневой брусчатки двора, – так вот, этот замок был весь, будто мечта, ставшая явью.
Две башни, ров с мостом, зала, облицованная наутилусовым янтарем, сырые подземелья, тайные коридоры, мощная подпорная стена вокруг; каждый дюйм выложен драгоценным прекрасным стеклом – синим, зеленым, прозрачным – и украшен нежнейшими белыми раковинами. Все это словно выпрыгнуло из моего воображения и прямиком на пляж точно тем же манером, что я сам перескочил в это тело и жизнь Илин-Ока. Иногда всю осторожность нужно отбросить прочь – пусть себе летит по ветру; и это был как раз такой момент. Первые несколько секунд все смешалось: новое ощущение бытия, необходимость дышать, морской бриз в лицо… Я родился, уже зная некоторые вещи, – точно так же, как родился совершенно взрослым, – а относительно других я только помню, что забыл их. Невероятный алый шар, восседающий на горизонте, и необъятность океана глубоко поразили меня. От их могущества и красоты чувства мои вскипели и хлынули через край. Шатаясь, я подошел к самому краю площадки высочайшей башни моего замка, облокотился о парапет и зарыдал. «Я сделал это», – подумал я. И еще через несколько мгновений, уже осушив глаза: «Что же теперь?».
Возвратившись после экспедиции за едой, нагруженный крабьим окороком (я выудил его из оторванной клешни, которую обронила чайка) и знатной порцией желе из медузы, я обнаружил в замке гостя. Он ожидал меня у парадного входа, нетерпеливо прыгая вокруг, и оказался прелестной маленькой песчаной блохой, черной, как рыбий глаз, и сплошь мохнатой. Я опустил свою ношу наземь, подозвал его и похлопал по шишковатой головке. Он был полон энтузиазма и принялся носиться кругами, шепотом гавкая. Его проделки вызвали улыбку на мои уста. Когда я вновь взвалил на плечи груз и побрел к башне, где располагается обеденная зала, он последовал за мной. Я впустил его в дом и дал имя – Фарго. Теперь он мой друг и компаньон, и хотя он не понимает ни слова по-твилмишски, я рассказываю ему всё.
Откуда ни возьмись в голове всплыло заклинание для сотворения огня: три простых слова и щелчок пальцами. Думаю, у меня есть врожденные способности к магии и чарам, но более чем скромные, так что я решил не полагаться на них слишком часто, потому что дабы выжить в этом мире, нужно научиться доверять прежде всего силе мышц и ума.
Этот замок – поистине чудесное строение, однако ответственность за то, чтобы заполнить его всякими полезными и красивыми предметами, лежит на мне. Когда у тебя нет совсем ничего, лучшее место, где можно пожелать очутиться, – это морской берег, ибо каждая волна выбрасывает на песок мириады полезных сокровищ, и не успеешь ты их собрать, как следующая уже несет новые дары. Я сделал себе инструменты из острых осколков стекла и раковин, еще не обкатанных водами. Эти лезвия я прикрепил к рукоятям из тростника и птичьих перьев и как следует привязал крепкими тросами из травы, что растет в дюнах. С помощью этих орудий я сделал стол для обеденной залы из превосходного куска плавникового дерева, высек камин для моей спальни, вытесал кресла и диваны из хрящей голубой рыбы, скелет которой нашел на берегу. Я научил Фарго, как называются эти инструменты, и теперь он приносит их мне, стоит только попросить – если, конечно, может поднять. Мое ложе сделано из створки мидии, ванна для омовений – из металлической штуки, выброшенной хохочущими исполинами-архитекторами (на задней ее поверхности нанесены буквы «Рутбир»), и еще другой, поменьше – «Крышка Отвинчивается», с изображением стрелы, повторяющей ее округлые контуры, очень любопытная вещь. Мое оружие – топор из кончика акульего зуба, с рукояткой из тростинки. Делать вещи доставляет мне неимоверную радость.
Дальше по пляжу океан, отступая, оставил озеро, которое кишит серебряной рыбой длиной в мою ногу. Мы с Фарго спустили на воду небольшое судно, которое я выжег из глыбы плавника и оснастил парусом из плюмажа дохлой жабы-рыбы. Я взял с собой копье и фонарь: обломок кварца, который ловит лучи алого шара и усиливает их. Сияние призматического камня выманивало нашу добычу из глубин. К счастью, я привязал к копью изрядный моток веревки из водорослей, так как целиться у меня поначалу выходило не очень. В конце концов, мне удалось научиться, и я стал таскать на борт рыбу за рыбой, которых затем добивал топором. Лодка была уже нагружена доверху, и мы повернули к берегу, но тут парус поймал сильный порыв ветра, и наше тяжело сидящее в воде суденышко опасно накренилось. Я выпустил румпель и упал за борт, прямо в глубокую воду. Так я научился плавать. Я долго барахтался, хлебал соленую воду и отплевывался – Фарго все это время заливался отчаянным тихим лаем, – но, в конце концов, сумел добиться успеха и забраться обратно в лодку. Так, друг мой, я научился еще и умирать. Ощущение воды, поднимающейся выше ушей, боль в легких, лихорадочно рыщущий ум, надвигающаяся тьма – все это я встречу снова, в последний миг своей жизни.
К северу от Быстротечности лежат дюны – гряда высоких холмов, кое-где поросших острой негостеприимной травой, которой я связываю мои инструменты. Я не раз выбирался туда в экспедиции – запастись материалом, но никогда еще не дерзал спуститься в подземные каверны, ибо они обширны, и коридоры их извилисты, что твой лабиринт. И вот из этих самых диких глубин ко мне явилось косматое чудище с зубами, как иглы, и хвостом, подобным живому угрю. Я услыхал его визг, когда оно пыталось сокрушить внешнюю стену замка. Схватив копье, я бегом ринулся к воротам и дальше, к мосту через ров. Там я взлетел по раковинной лестнице на гребень стены. Я знал, что если чудище возьмет ее приступом, замку грозит неминуемая гибель. К счастью, пока я мчался наверх, задние лапы зверя подрывали песок, из которого возведены мои укрепления, и мой недруг все время соскальзывал назад. Достигнув площадки, я прыгнул вперед и вогнал копье прямо в правый глаз сего бегемота. Он возопил в агонии и отступил, унося мое оружие в истекающей сукровицей ране. Был ли он один, желающий отведать твилмишской плоти, или за ним рано или поздно придут и другие?
Красный шар погрузился в океан, оставив по себе лишь оранжевые и розовые полосы. Тонул он постепенно и отважно сражался, но ныне на берегу воцарилась тьма. Далеко вверху появились точечки света. Они зачаровывают меня, если смотреть на них слишком долго. К тому же они появляются вместе, целыми композициями: вон чайка, а рядом с ней краб… и волна. Надо собрать больше плавника, чтобы огни продолжали гореть, так как воздух постепенно становится все холоднее. Некоторое время назад на берег вынесло волнами огромное полотнище розовой материи с начертанным на нем символом, принадлежащим, я уверен, архитекторам-великанам: это желтый круг, превращенный в лицо посредством глаз и какой-то странной, довольно пугающей улыбки. Я разрежу его на куски и сделаю себе одеяния потеплее. Фарго теперь больше спит, но когда бодрствует, все так же носится вокруг и часто меня смешит. Мы с ним словно две рыбы, плывущие сквозь тьму.
Я лежу у себя в кровати и пишу. Из-за стен замка доносится шум волн. Они приходят и уходят в ровном, вселяющем уверенность, ритме, и звук этот меня убаюкивает. Я думаю о том, что значит имя, данное моему дому архитекторами. Быстротечность… если бы я только знал их символы, я бы, наверное, смог постичь смысл моей жизни. Понятно, что смысл жизни состоит в том, чтобы ловить рыбу, работать, делать всякие вещи и изучать окружающий мир, но временами – особенно теперь, когда алый шар проглочен тьмой – я начинаю подозревать, что у моего бытия здесь есть и другая, тайная причина. Бывают мгновения, когда мне очень хочется это знать, и другие – когда мне совершенно все равно. О, вот бы быть как Фарго, для которого капли рыбьей крови и прогулки вприпрыжку вдоль пляжа более чем достаточно. Возможно, я слишком много думаю. Писк нетопыря, крики ржанок, пение ветра вьются в соленом воздухе и навевают сон. Когда я проснусь, я…
Что-то медленно поднимается из океана на востоке в небо. Я думаю, оно будет круглое, как алый шар… но только сливочно-белое. Что бы это ни было, я рад его приходу, ибо оно изливает свет – не такой яркий, чтобы прогнать тьму, но дивный, зачарованный свет, который отражается от воды и так красиво озаряет берег. И тени при нем не такие резкие. Мы катались на гигантском буром закованном в доспехи крабе с острым костистым хвостом, который сам выполз на пляж, и ужинали окунем. Обнаружили странного малого на берегу озера: вроде бы статуя, но не из камня. Он качался на волнах и был сделан из какого-то гладкого и как бы мнущегося вещества – зеленый с головы до ног. В руках у него какое-то мудреное оружие, а на голове шлем – оба тоже зеленые. Я притащил его к себе в замок и поставил на высокой башне – пусть служит стражником. Пока я тащил его вверх по винтовой лестнице, у меня чуть не крякнула спина. Я ведь уже не так молод, как раньше. С помощью магии я дам ему способность видеть и говорить, так что, хотя двигаться он не сможет, зато будет бдителен и, если что, позовет на помощь. Хотел бы я обладать могуществом дать ему настоящую жизнь, но увы, я всего только твилмиш. Я поставил его лицом на север, чтобы стерег замок от крыс. Я зову его Зеленый – надо же было дать ему хоть какое-то имя.
Я теперь записываю количество шагов от внешней стены замка до того места, куда достают волны, накатываясь на берег. За моей работой наблюдали: огромный белый диск на горизонте недавно высветил два глаза над самой кромкой океана. У него такое мечтательное, сонное сияние… от него я задумываюсь, правда ли я обрел форму, или до сих пор дух, которому снится, что он существо из плоти.
Мы с Фарго нашли на берегу бутылку с пробкой. Как вошло у меня в привычку, я взял топор и пробил дырку у нее в боку возле горлышка. Эти сосуды часто бывают полны опьяняющего зелья, которое в малых количествах согревает внутренности, если дует холодный ветер, – а если выпить побольше, я потом пляшу и пою на башне. Но не успел я проникнуть внутрь, как услышал голос: «Помоги нам!». Я замер посреди движения: неужели я нашел корабль-призрак? Но тут из темноты, сгустившейся в задней части бутылки, выступила фигура. Вообразите мое облегчение, когда я понял, что это женщина, из фэйри. Не уверен, к какой именно ветви Народа она принадлежала, но она была примерно моего роста, одета в короткое платье, сотканное из паутины, и имела прекрасные, длинные рыжие волосы. Она вышла из бутыли и рухнула ко мне на руки. Позади пряталось маленькое фэйри-дитя – думаю, мальчик. Он был напуган и плохо выглядел, и ничего мне не сказал, а просто пошел следом, когда я взвалил женщину на плечо и понес домой. Сейчас они оба мирно отдыхают в холле, на импровизированной кровати, которую я собрал из простой ракушки и нескольких отрезов той розовой ткани. Меня переполняют вопросы.
ebooksa