Хозяин теней

– Твоя мать была очень удивлена, что ты все еще пишешь свой диплом, – говорит отец тоном, по которому становится ясно: он завел этот неожиданный разговор только ради финала.

Клеменс чувствует, что по позвонкам на спине к ее затылку начинает подбираться неприятный зуд.

– Странно, что мама вообще интересуется моей работой, – отвечает она. Пожалуйста, пусть сейчас отец ничего не говорит!

– Это к слову пришлось. Но теперь я тоже пребываю в замешательстве. Ты же сказала, что…

– Папочка, давай потом, – скороговоркой выпаливает Клеменс и срывается с места, будто под ней горит пол.

Потом, они поговорят об этом потом! Не при Теодоре!

Клеменс подходит, а он ни жестом не выказывает, что ее заметил. Стоит, сцепив руки за спиной, и пристально смотрит уже на третью по счету акварель. «Пламенная пустошь»[20]. На взгляд Клеменс, «Шиповник» все-таки не нуждался в подобиях.

– Вы же знаете, что это отсылка? – спрашивает она спустя пару минут молчания. Собеседник из Теодора Атласа совсем неважный, но стоять рядом и не пытаться хоть как-то расшевелить его просто невозможно.

Естественно, он и глазом не ведет.

Даже в такой поздний час Теодор непостижимым образом оказывается одет в брючный костюм, и Клеменс рядом с ним выглядит домашней девочкой – не хватает только тапок с мордой зайца или лисицы. От этого разительного отличия она чувствует себя еще неувереннее.

– Папа говорил, что две работы из цикла «Шиповник» висели в его галерее лет семь назад, – продолжает гнуть свое Клеменс. – Вам бы они понравились, Берн-Джонс писал очень мягко и…

– Я видел их, – отрезает Теодор. Сердце девушки ухает в желудок.

– Правда? – хрипло переспрашивает она. – И вы оценили?..

– Первые две[21] я не разглядывал, а за «Садом во дворе» и «Беседкой Розы» пришлось гнаться через полстраны в Оксфордшир.

Фраза только подтверждает догадку Клеменс: Теодору неинтересны полотна, на которых не изображены женщины. И это у нее странные предпочтения?

– Их вы тоже просто рассматривали?

Он оглядывается на нее и шикает, прежде чем шагнуть к следующей миниатюре. Значит, «Пламенная Пустошь» ему тоже не понравилась.

– Вы создаете впечатление благовоспитанной леди, – говорит вдруг Теодор. – До тех пор пока не открываете рот. Ваша язвительность порой совсем не к месту.

На очередную провокацию Клеменс не поддается только потому, что он продолжает говорить вслух:

– Вы очень похожи на ведьму… Ту, с энциклопедией в голове. Она теперь символ всех зазнаек.