Вьюрки

– К-как это?..

– Это подменыш. Копия, подделка… Видел, как оно рожи корчило? Оно учится. Чтобы на человека было похоже. Тех, кто попадает в лес, забирают. И пытаются копию снять… Прекрати на меня так смотреть, я спиной чувствую.

– Кто забирает?

– Веришь мне теперь?

– Да верю, верю! – почти закричал Никита. – Кто забирает? Нас тоже заберут?!

У него еще в институте было прозвище «Тридцать три несчастья». И, конечно, только его могло так угораздить: полез черт-те куда вместе с не то ведьмой, не то сумасшедшей, а она еще и права в своем безумии оказалась.

– Тихо, – шикнула на него Катя. – Я же сказала – я покажу.

– Не надо показывать! – взмолился Никита. – Расскажи лучше.

– Ты не поверишь.

– Поверю! Кать, вот честное слово, во все поверю – и в инопланетян, и в конец света, и в параллельный мир…

– Это само собой, – кивнула Катя. – А в то, что я расскажу, – не поверишь.

Кусты наконец расступились, и они вышли… в тот же самый ельник. Никита посмотрел назад в надежде, что в закрутившем их на месте орешнике найдется какая-нибудь тропинка.

За его спиной ровными рядами уходили в глубь леса сумрачные елки. Никакого орешника и в помине не было. И никаких меток – тоже.

Они шли уже, наверное, целый час или больше – только вперед, никуда не сворачивая и следя за положением изредка мелькавшего между ветвями солнца. Оба молчали и только отмахивались от настырных комаров.

Ельник не заканчивался – он был везде, насколько хватало глаз. С нижних ветвей, сухих и мертвых, свисали разноцветными лохмотьями лишайники. Толстый слой хвои пружинил под ногами, поглощая все звуки. Жидкий пригородный лесок теперь стал совсем другим – дремучим, зловещим, наполненным странными звуками. Вокруг что-то протяжно скрипело, стонало, насмешливо ухало по-совиному. Если бы среди бесконечных рядов елей возникла вдруг избушка на курьих ножках, Никита бы не сильно удивился.

Но возникло нечто другое.

Сначала какая-то тень мелькнула у покрытой мхом коряги впереди. Никита присмотрелся, но ничего особенного там не заметил. Наверное, птица или белка, подумал он и тут же уловил краем глаза новое движение, правее и ближе. И снова там не обнаружилось ничего, кроме елок и чахлых кустиков малины. У Никиты иногда случалось подобное с сильного перепоя: он замечал в поле периферического зрения чьи-то еле заметные шевеления, смутные силуэты, поспешно прячущиеся тени. Первый шаг к настоящим чертям.

Но Катя тоже, кажется, что-то увидела. Она остановилась, пригнулась, точно заприметивший дичь охотник, жестом показала Никите – молчи. Секунду спустя впереди опять мелькнула и тут же спряталась смутная тень. И опять. С каждым разом тень оказывалась все ближе, но при этом ее никак не получалось толком разглядеть. Покажись, со злостью подумал Никита, так-то все пугать умеют, а ты покажись, вот тогда и узнаем, стоит ли тебя бояться.

Высокий и узкий бугор вырос из-под земли ровно там, куда он в этот момент смотрел. Будто гриб в ускоренной съемке. Вытянулся молниеносно и высоко, в человеческий рост – и тут же провалился обратно, взметнув сухие иголки.

От неожиданности Никита остолбенел и не сразу заметил, что делает Катя. А она торопливо стаскивала через голову ночную рубашку. Никита успел заметить треугольное родимое пятно на ее левой ягодице.