Он поворачивает ко мне голову, и я впервые смотрю ему прямо в глаза. Бомбила узнаёт меня и улыбается. Он смеется надо мной. Потому что машина, в которой я еду, больше не черная — потоки дождя превращают ее поверхность в темно-вишневую. Потому что я не помню имен Психолога, Девушки-на-Каталке, ВДВшника и Правосудия — я еще не встретил их. Потому что это не годовщина аварии. Это
Бомбила успевает прилично разогнаться и на 11-й Парковой, не притормаживая на стоп-линии, начинает резкий поворот налево.
Он не должен повернуть. Куда угодно, только не туда.
Непослушный замок ремня безопасности раскрывается, я бросаю тело влево, хватаю обеими руками руль и выворачиваю его вправо.
Бомбила кричит, и я понимаю, что это не он. Даже отдаленно не похож — пожилой мужчина с бородкой. Его черная «Хонда» делает неуклюжий рывок вправо, и я понимаю, что нас несет прямо на переполненную людьми автобусную остановку за перекрестком.
Я хочу, чтобы время остановилось здесь и сейчас, и оно останавливается.
Было 22:10, 23 июля.
Сиделка Теодора Бакли
Старику оставалось жить меньше минуты. Марта определила это по усиливающемуся голубоватому свечению, исходящему из вялого полуоткрытого рта. Она твердо накрыла его ладонь своей и наклонилась ближе: каждый умирает в одиночку, но практически никто не против, если кто-то просто побудет рядом, верно?
Старик закашлялся — капелька слюны упала Марте на воротник белого халата; еще одна — на щеку: сиделка не отшатнулась и не вытерла лицо, постепенно погружаясь в миниатюрное подобие северного сияния, которое источал старик. Те, кто бывал при смерти, часто описывали свои ощущения, как «белый коридор света», и Марта доподлинно знала, что они правы. Сейчас она находилась в этом самом коридоре, двигаясь вместе с умирающим до самого конца — до той неуловимой черты, где свет становится вечной тьмой. Здесь, на пороге, где смертная мгла уже клубилась в предвкушении нового гостя, сияние становилось еще ярче, интенсивнее, острее. Еще мгновение… Назад!
Марта отстранилась, делая судорожный вдох, втягивая в себя последние крупицы живительного света. Старик не двигался. Его голова откинулась на подушке, а из распахнутого рта не вырывалось ни хриплого дыхания, ни свечения.
По привычке Марта посмотрела на часы, отмечая время смерти. Пора звать на помощь. Она осторожно сунула руку в карман халата и потрогала холодный пузырек с хлоридом калия. Все под контролем.
Нажав на тревожную кнопку, Марта повернулась, подбирая подходящее случаю тревожное выражение лица — и тут заметила в дверях веснушчатое лицо рыжеволосого медбрата Генри О"Бри. Поймав ее взгляд, Генри тут же исчез, как прячется за занавеской фигурка в кукольном театре. Что этот пройдоха успел увидеть?
Прежде чем она успела решить, что делать с Генри, двери в палату распахнулись, впуская двух санитаров. Они пробежали мимо Марты. Не оборачиваясь, она услышала треск разрываемой на груди пациента рубашки, завывающую песнь дефибриллятора, слова: «Раз, два, три — разряд!» Она уже знала, что это бесполезно.
Марта вышла из палаты, мысленно отметив — то был двадцать третий пациент, которого она убила.
— Миссис Эндрюс, садитесь, — мистер Стивенс, глава больницы святого Патрика, указал Марте на стул. Ей показалось, что он излишне вежлив, — недобрый знак. Она осмотрелась — за годы работы ей еще не доводилось побывать в кабинете начальства.
Марта попробовала представить себя его глазами: маленькая, опрятная женщина пятидесяти с лишним лет, с сильными натруженными руками; седые волосы собраны в аккуратный пучок, белый халат отутюжен, лицо спокойное. Сама безобидность.
— Вообще-то я не была замужем, доктор Стивенс, но вы можете называть меня миссис, если вам так угодно. Чем могу быть полезна? — Марта улыбнулась, обнажив ряд мелких зубов.
Вместо ответа он протянул ей сложенный вчетверо листок бумаги. Надпись на листе оказалась выложена буквами, вырезанными из газетных заголовков, как в дешевом бульварном романе: «Проверьте график смен Марты Эндрюс».
ebooksa