23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

22
18
20
22
24
26
28
30

Она больше не контролировала ситуацию. Не распоряжалась жизнью и смертью, как неумолимая богиня. Порой Марта встречала на улице стариков, выдыхающих вместе с морозным воздухом голубоватое сияние близкой смерти — при этом ее сердце билось чаще, пальцы сжимались, а на лбу выступали капельки пота. Как бы она хотела подойти к ним, сбить с ног, вырвать палку и вышибить дух парой крепких ударов… и прильнуть к окровавленным губам, чтобы высосать последние капли уходящей жизни. Вместо этого она отворачивалась и ускоряла шаг.

Она голодала, но не от нехватки еды. Марта слишком долго никого не убивала.

Все изменилось в тот день, когда в ее дверь раздался громкий стук. Она заглянула в глазок и увидела убегающую по лестнице худощавую фигуру. Гостя легко было узнать по топорщащимся во все стороны рыжим волосам. Генри О"Бри, добрый медбрат из больницы святого Патрика. Тот самый ублюдок с чересчур длинным носом, который, несомненно, и выдал ее начальству…

Не проходило и дня, чтобы Марта не вспоминала о нем со смесью подозрения и непонимания. Если ее выдал Генри, то почему он не обратился в полицию? И кто, черт побери, спрятал от чужих глаз склянки со смертельным препаратом?

Приоткрыв дверь, женщина увидела на пороге сложенный вчетверо листок.

— Значит, шантаж… — пробормотала Марта вполголоса и подняла его.

Она ожидала, что увидит вырезанные из газеты буквы, и на мгновение ей показалось, что так оно и есть. Это действительно оказалась газетная вырезка — но не записка шантажиста, а объявление о работе. Некоему Теодору Бакли требовалась сиделка.

***

Адрес на объявлении привел Марту к двухэтажному особняку далеко за чертой города — ей пришлось раскошелиться на такси. Темная громадина здания мрачно располагалась в глубине неухоженного парка — решетки на окнах первого этажа усиливали тягостное впечатление, словно это была тюрьма.

У дверей Марту встретил настоящий великан — широкоплечий мужчина на две головы выше ее ростом, с гривой темных волос, едва тронутых на висках сединой.

— Мистер Теодор Бакли, я полагаю? Это вы давали объявление?

— Вы правы лишь отчасти, — ответил он низким голосом, — объявление о найме давал я, но меня зовут Сэмуэль Бакли. Сиделка нужна моему несчастному отцу Теодору. А вы?..

— Миссис Эндрюс, — она чопорно поклонилась, пытаясь по складно скроенному, но уже довольно потрепанному костюму хозяина определить его платежеспособность. — У меня большой опыт по уходу за пожилыми людьми.

— Проходите, — Бакли-младший пригласил ее войти.

Марта ожидала увидеть дом, полный прислуги, но не увидела никого — пустой коридор с видимыми следами пыли встретил ее гулким эхом.

— Кто еще работает здесь, мистер Бакли?

— Можете называть меня Сэм. Да, это большой дом, когда-то тут кипела жизнь, но сейчас прислуга мне не по карману. На фондовом рынке неспокойно, и вот… приходится экономить на чем можно. А отец… Он категорически против продажи дома, хотя и не покидает свою комнату с тех пор, как весной упал с лестницы и сломал шейку бедра.

— И кто ухаживает за ним сейчас?

Бакли-младший смутился.

— Видите ли, миссис Эндрюс… Мой отец — далеко не ангел. С ним не всем просто ужиться… Даже мне, — он виновато улыбнулся. — Пойдемте наверх, вы сами все увидите.

Поднимаясь на второй этаж по широкой винтовой лестнице, Марта с любопытством разглядывала фотографии в рамках, висящие на стене. Вот старая фотография — десятилетний мальчуган в коротких штанишках, в котором с трудом угадывается великан Сэмуэль. Возле мальчика — статный мужчина с окладистой черной бородой — на фото ему примерно столько, сколько ей самой сейчас. Рядом с ними — грустная молодая женщина лет тридцати в длинном светлом платье, с темным крестиком на шее. На следующем фото Сэмуэль в черной мантии и квадратной шапочке получает диплом — тут он улыбается и обнимает мать — он уже гораздо выше ее. Отец стоит отдельно и хмуро смотрит в сторону. Не самый удачный снимок, но, наверное, другого не нашлось. На следующем фото Сэмуэлю около тридцати, они с отцом, уже убеленным сединами, стоят возле здания, похожего на банк. Фотография вызывала странное ощущение — мужчины казались похожими, но стояли так, словно фотограф случайно застал в кадре двух незнакомых людей. Матери на фото уже не было.