Тропой Койота: Плутовские сказки

рассказывать нам.

Джейн Йолен

* * *

Время от времени Джейн Йолен кажется, будто она сама – богиня-трикстер, ведь она рассказала за свою жизнь столько лживых выдумок… э-э… то есть, сказок! Более двухсот восьмидесяти книг – и это еще не конец! Мать (троих детей) и бабушка (шестерых внуков), она обещала им рассказывать сказки и сочинять стихи, пока ее не засыплют землей. Впрочем, когда после этого ее дети отыщут тайник с двадцатью четырьмя неопубликованными книжками в картинках, тремя почти завершенными романами, и кучей еще не печатавшихся стихов… Она словно бы заговорит с ними из могилы. Как всякий порядочный трикстер. А если этих доказательств вам мало, ее веб-сайт: www.janeyolen.com.

Примечание автора

Ананси нравился мне всегда. За жизненную силу, за грубое обаяние, за умение подчинять людей своей воле, за абсолютную убежденность в том, что он – создатель и начинатель всего и вся. Определенно, есть в нем что-то писательское. Однако я никогда не помещала его в свои произведения, пока не взялась за переработку сказок для антологии фольклора о танцах, собранного со всего света. Для этой книги я только что пересказала на свой лад чудесную сказку из Вест-Индии – о том, как Ананси получил в жены принцессу, переплясав (и, конечно, перехитрив) всех, особенно глупого, жадного и ревнивого короля. И вот, прямо после завершения работы над ней, мне позвонили составители этой антологии с просьбой немедля сочинить для них сказку. Правда, сказки у меня не вышло, зато получились вот такие стихи об Ананси. Можно сказать, он мне на ухо их нашептал.

Эволюция сказок о трикстерах, бытующих среди собак Норд-парка после перемены

Норд-парк – глухие задворки, втиснутые в излучину Коу-ривер[145]: земля, добела выжженная солнцем, засохшая трава, ветхая игровая площадка, серебристая листва виргинских тополей, кусты, в сумерках воздух черен от москитов и гнуса. К югу – оживленная улица. Рев двигателей и шелест покрышек по асфальту ясно дают понять: деваться некуда. От вони гудрона и гниющих водорослей к вечеру не продохнуть. Входов в Норд-парк два: официальный, сквозь арку из крашенных серебрянкой железнодорожных шпал, и небольшая дыра в ограде на западной стороне, у самой реки, там, где в парк упирается Вторая улица.

Несколько бродячих собак жили в парке всегда – из тех, что слишком умны, слишком пугливы либо слишком неприметны, чтобы их изловили и отправили в приют. В приятные дни (сегодня как раз такой: южный ветер несет откуда-то запах вареной кукурузы, притупляющий более резкие запахи) Линна сидит на обшарпанном столе для пикников с домашней работой по летней учебной программе и бумажным пакетом, набитым фаст-фудом, остатками ее обеда. Сидит и ждет, кто пожалует к ней в гости.

Первыми являются белки, но Линна не удостаивает их внимания. Наконец из кустов появляется маленький, серый, как пыль, пес, которого она зовет Голдом.

– Что принесла? – спрашивает он.

Голос его звучит хрипловато, скрипуче, как голоса всех собак. Некоторые звуки даются ему с трудом. Но Линна понимает его, как понимают тех, кто шепелявит, или людей с заячьей губой.

Весьма распространенное заблуждение – не так ли? – будто бы, стоит животным научиться говорить, и мы наконец-то узнаем, о чем думают наши собаки, кошки и лошади, и в мире настанет новая эра, эра межвидового взаимопонимания. Но жизнь редко совпадает с нашими фантазиями от и до. Произошедшая Перемена затронула всех млекопитающих, которых мы, люди, изменили сообразно собственным надобностям. Теперь все они хоть немного умеют говорить и неплохо выучились выражать словами мысли. И коровы, и лошади, и козы, и ламы, и даже крысы. И свиньи. И норки. И, конечно же, кошки с собаками. Тут-то и обнаружилось: на самом деле мы предпочли бы, чтоб наши рабы остались немы.

Большинство кошек ушли из дому – даже те, что вправду любили хозяев. Их прагматическая социопатия внушает нам дискомфорт. Мы старались терпеть их, и они решили уйти. Одна за другой проскальзывали между ног и убегали в вечерние сумерки. По ночам мы слышим, как они дерутся меж собой, делят места в иерархии, территорию, самок. Их дикие вопли пугают нас, и этот страх ничуть не уменьшился, когда наша кошка, Клио, вернулась домой на одну ночь, попросив покормить ее и пустить поспать на кровати. Множество кошек гибнет в драках и под колесами машин, но, видимо, им это кажется лучше жизни под нашим кровом, а мы, как я уже сказала, боимся их.

Некоторые собаки тоже бежали из дому. Других вышвырнули за порог хозяева – те самые, кто еще недавно любил их. А некоторые из них жили на воле всю жизнь.

– Курицу и картошку фри, – отвечает Линна псу, Голду.

Сама она умудрилась простудиться среди лета, и простуда лишила ее аппетита, да и жара такая, что есть совсем неохота. Она прихватила с собой остатки обеда (сколько времени прошло, а еще теплые): половину сандвича с курицей из «Чик-фил-Эй» и пакетик картошки фри.

Из рук Голд никогда ничего не берет, и потому Линна бросает еду на землю – недалеко, но так, что пинком не достать. Картошку фри Голд любит и первым делом берется за нее.

Линна кивком указывает на еще двух собак, высунувшихся из кустов (ей прекрасно известно: резко вскидывать руку – даже затем, чтобы помахать кому-то или на что-то показать – нельзя):

– Кто такие эти двое?

– Хоуп и Мэгги.

Собаки нервно кивают, будто кланяются. В глаза Линне не глядят. Эта болезненная настороженность Линне знакома: точно так же смотрели вокруг все бродяжки, появившиеся в Норд-парке в последнее время, выгнанные хозяевами из дому после Перемены. До сих пор она видела в Норд-парке пятерых; эти две – новенькие.