Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

Хорошо, повторяет она, значит, теперь я могу видеть. Как учил брахо? Если вы поняли, что обрели ви́дение, и хотите его усилить, полуприкройте глаза и расфокусируйте взгляд. В конце концов, вы видите не глазами, лишние детали только отвлекают. И таким взглядом, одновременно расслабленным и концентрированным, еще раз посмотрите на объект, который первым с вами сконтактировал.

Первый объект, первый объект, думает Ника, полуприкрыв глаза, где же он, первый объект? Расфокусированным взглядом она обшаривает толпу – и на этот раз не спотыкается, а словно с размаху налетает на стену: вот он. Теперь она видит его – и, если честно, никогда не видела ничего подобного.

Прежде всего – это никакой не мужчина, вообще не человек. Не мертвый, не живой – никакой. Сгусток серого тумана, пыльный столб, распадающаяся амальгама зеркала, закопченный, потускневший хрусталь, дымчатое, помутневшее стекло – одним словом, нечто серое, лишенное плоти и содержания, заметное лишь потому, что способно отражать и отражаться.

Теперь, когда Ника видит это таким, какое оно есть, она замечает тонкие серые нити, расходящиеся от него во все стороны. Проследив за ними взглядом, она видит еще одну призрачную фигуру, потом еще и еще… нити соединяют их между собой.

Это сеть, понимает Ника. Мы все для них – улов. Или не все, а один или двое, те, кого нужно отфильтровать, выделить из толпы, спеленать в серый кокон, упаковать и доставить получателю.

Ника обнимает Гошу за шею и изо всех сил шепчет прямо в ухо:

– Надо выбираться!

– Так мы это и делаем, – отвечает Гоша, не различая тревогу в ее осипшем голосе. – Идем на станцию. Как нам еще выбраться?

Да! Только так и выбраться, понимает Ника. Не идти на станцию. Как угодно, но не идти вместе со всеми.

Ловцы, как уже называет их про себя Ника, не отличают намеченную цель от других людей, как обычные люди не выделяют из толпы самих ловцов. В своей охоте ловцы полагаются только на трепетание нитей, настроенных на вибрации добычи. Ника понимает: в толпе она с Гошей сможет пройти, не задев ни одной паутинки, но на платформе не выйдет сесть в поезд, избежав соприкосновения с сетью.

– Делай, что я говорю, – шепчет Ника. – Это очень важно, я все объясню потом.

Взяв его за руку, она начинает пробиваться сквозь толпу. Теперь Ника ясно различает серые нити, зато то и дело врезается в зрителей. После каждого такого столкновения Гоша начинает упираться.

– Куда ты меня тащишь? – шепчет он. – Ты что, с ума сошла? Объясни, что происходит!

Вместо ответа Ника поворачивает к себе его голову и смотрит сквозь него своим новым зрением. Что Гоша видит в ее глазах, Ника не знает, но он кивает и упавшим голосом говорит:

– Ну хорошо, пусть будет, как ты хочешь.

Теперь дело идет быстрее. Интуиция подсказывает Нике, что выход из толпы – самый опасный момент. Оглядевшись, она замечает деревянные мостки через глубокую канаву вдоль дороги.

– Туда, – шепчет она Гоше. – Давай за мной, быстро.

Согнувшись почти вдвое, Ника несколькими скачками выбирается из толпы и падает на дно канавы. Гоша валится на нее.

Ника молча показывает ему большой палец – мол, все прошло как надо, мы молодцы. Потом, приподняв голову, выглядывает: толпа, покрытая нитями, словно серым платком, медленно приближается к станции.

7

За полчаса до заката Майк, наконец, отыскивает Марину и Лёву. Они целуются, сидя на скамейке посреди Главного парка.