Живые и взрослые

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вот вы где! – кричит Майк, подбегая. – Я уже боялся, что вас не найду.

Влюбленные в недоумении оглядываются. Неужели уже так поздно, думает Лёва. И неужели я в самом деле всё это время целовался с Мариной?

Нет, конечно, они не только целовались. Задыхаясь и прерывая поцелуи, они бормотали слова, знакомые всем влюбленным, заурядные и каждый раз новые, звали друг друга по имени и придумывали новые, секретные имена, повторяли без конца «как хорошо!», «спасибо!», «любимая!», «родной мой!» и спешили поделиться воспоминаниями, которые еще недавно были раздельными, а теперь навсегда становились общими, этими вечными, как мир, «знаешь, как я заметил тебя впервые?», «а помнишь, я не пришла к тебе на день рождения?», «я написал тебе пять писем и ни одно не отправил», «я тогда впервые подумала, что, может быть…» – и, конечно, снова и снова возвращались к самому главному: «сколько же времени мы потеряли!», и спрашивали опять и опять: почему не год назад, почему не в Банаме, не на Белом море, почему, в конце концов, не в первом классе?

Теперь они смотрят на запыхавшегося Майка, и Лёва больше всего боится, что на этом всё и кончится: Марина поднимется с этой волшебной скамейки и станет недоступной, какой была еще сегодня утром. Лёва думает только об этом, совсем не разбирает, что говорит Майк, и лишь когда слышит Маринин голос, заставляет себя вникнуть.

– Повтори еще раз, – говорит она. – Почему нам нельзя домой?

– Потому что вас там ждут, – чуть не плача говорит Майк. – Там ловушка.

– Кто нас ждет? – спрашивает Марина, а Лёва думает, что можно никуда и не возвращаться, он вообще никуда не собирался отсюда уходить, но потом замечает, что Майк не просто напуган, а напуган чудовищно, будто он снова – маленький мертвый мальчишка, которого вытащили в мир живых прямо из кабинета Орлока Алурина.

– Я не знаю кто, – повторяет Майк. – Я не знаю! Я думал, вы у себя, хотел зайти… проехал две остановки на сабвее и вышел… и мне уже сразу было немножко нехорошо, а дальше с каждым шагом все хуже и хуже… я уж не знаю, что там у вас, но я даже не смог заставить себя войти в подъезд…

– Может, ты просто заболел? – говорит Марина. – Температура, все такое?

– Нет у меня никакой температуры, – отмахивается Майк, продолжая мелко дрожать. – Не обращай внимания, это я от страха.

– Но мы же не можем сидеть тут всю ночь только потому, что тебе стало страшно? – говорит Марина («Можем, можем!» – хочет сказать Лёва). – Я хотя бы сама должна проверить.

– Не надо проверять! – шепчет Майк. – Я тебя очень прошу: не проверяй, а? Пусть хотя бы Лёва сходит, он все же мальчик.

– При чем тут – мальчик он или девочка? – возмущается Марина.

Лёва сразу вспоминает все школьные ссоры, прошедшие под девизом «ну и что, что я девочка!», и почти кричит в ответ:

– Что значит «при чем тут мальчик или девочка»? Я, разумеется, не девочка! И бывают, кстати, моменты, когда это как раз очень важно!

Они начинают смеяться почти одновременно – так счастливо смеются люди, понимающие с полуслова самые глупые шутки друг друга. Бледный Майк ждет, когда пройдет этот неуместный приступ веселья. Марина резко перестает смеяться.

– А где, кстати, Гоша с Никой? – спрашивает она.

– Не знаю, – говорит Майк. – Вроде, с утра собирались на музыкальный фестиваль, куда-то за город.

– Должны скоро вернуться, – прикидывает Лёва, – если уже не вернулись. Так что нам придется, как минимум, пойти и их встретить.

– Сколько раз вам повторять! – кричит Майк. – Вам. Туда. Нельзя. Ходить!