Лара пыталась пошутить, но за столом все равно висело тяжкое молчание. Лишь горестно вздохнула Анна Григорьевна, да покачал головою Александр Наумович.
А потом со звоном отложил вилку Джейкоб.
– Вот что, господа. Анна Григорьевна, от всей души прошу меня простить, но я и впрямь совсем не знал госпожу Щукину. И вы простите меня, Богдана Александровна, однако балу все же быть. В тот самый день, на который он назначался прежде. Однако я понимаю вашу скорбь, Дана, и не удивлюсь, ежели вы откажетесь меня сопровождать во время танцев.
Сказав так, Джейкоб сковано поклонился невесте – а после заглянул Ларе в глаза, будто бы ища ее одобрения. Она слабо ему улыбнулась.
– Что ж, я вас услышала, милый Жако. – Дана подчеркнуто аккуратно положила столовые приборы на тарелку и встала. – Наслаждайтесь вечером, господа. Не стану вам его портить.
Пока она не вышла, звонко стуча каблучками, тишины в столовой так никто и не нарушил.
Было ли Ларе совестно, что она все же добилась своего? Пожалуй, что нет. В конце концов, окончательное решение было за Джейкобом. Да, Лара, зная его тайны и слабости, надавила на нужные точки… и все же решение принимал он. На этом и успокоилась.
* * *
Впрочем, нет, Ларе лишь казалось, что она спокойна. После ужина, покуда Анна Григорьевна помогала прислуге убирать в опустевшей столовой, Лара, напряженная как струна, теребила цепочку с медальоном так сильно, словно хотела сорвать ее с шеи.
«Что же я делаю? – раз за разом спрашивала она себя.
И сама не понимала – зачем унизила Дану? Зачем снова раздавала авансы чужому жениху?
«Пропади он пропадом этот бал! И это треклятое платье, принадлежавшее Щукиной!» – решила Лара под конец.
Решила в тот самый миг, когда обе створки двери в столовую распахнулись разом – да с таким грохотом, будто где-то выстрелили из ружья. Чего уж Лара точно не ожидала – вернулась Дана Ордынцева.
Красивая, статная, грациозная даже в капоте поверх ночной рубашки. Она волочила за собою по полу что-то розовое и пышное. Чуть вздернув подбородок, Дана молча взирала на Лару некоторое время.
Более всего Лару поразило, как изменилось лицо Даночки – всегда вежливо-безразличное, нынче его искажала гримаса такой злобы, что Лара, справедливо догадалась, по чью душу она явилась.
– Простите, Даночка, ей-богу простите, мне жаль, что так вышло!.. – испуганно залепетала Лара и попятилась от стремительно приближающейся подруги.
Но ее это все равно не спасло.
Дана, разъяренная как медведица, с порога бросилась на нее и, размахнувшись, залепила такую пощечину, что у Лары зазвенело в ушах.
– Дрянь! – услышала она о себе сквозь этот звон.
И много еще другого услышала. После некоторых из тех слов даже Федька, бывало, суетливо крестил свой рот – а благовоспитанная аристократка Даночка распалялась как будто больше и больше.