– Скажем так, у меня богатое на события прошлое, – уклончиво ответил он.
– В Петербурге?
Дмитрий коротко кивнул и предпочел сменить тему.
* * *
Назавтра с самого утра Дмитрий чувствовал неясную тревогу. Два раза порывался он ехать в «Ласточку», и оба раза служебные дела заставили его повременить с поездкой. Тревога была связана, конечно, с Ларой – однако, обращаясь к ней мыслями, Дмитрий всякий раз заставал ее в прекрасном расположении духа. То она крутилась перед зеркалом в новом платье, то щебетала с этой своей подружкой – не с Даной, с Анной Григорьевной. О Харди не вспомнила, кажется, ни разу за весь день.
Когда же с делами было покончено, на дворе стоял поздний вечер – да и это не остановило Дмитрия от поездки. Он намеревался ехать в пансионат тотчас и уже тушил свет в кабинете здания уголовного сыска когда – ворвался, едва не вышибив дверь, Константин Несвицкий.
– Слава богу, вы еще не ушли! Я чуть извозчика не загнал – так торопился! – с порога вскричал он. И оповестил коротко и ясно: – я нашел!
Рахманов, слегка ему не доверяя, на всякий случай уточнил:
– Завещание?
Конни долго пытался отдышаться, будто на себе тащил того извозчика вместе с лошадью, и наконец выудил из папки подшивку старых пожелтевших листов. Ладонью припечатал их к столу – Рахманову под нос.
– Черновик завещания! Старик-нотариус аккуратный был донельзя, до последних дней архив содержал в целости и сохранности. Читайте скорее. Да присядьте лучше, не то упадете.
Рахманов покорно сел и придвинул к себе бумаги. Впрочем, Конни не утерпел и выговорил все сам:
– Вы мне не поверите, но у старика-Ордынцева была дочь! Незаконная, конечно, от какой-то крестьянки. Да вы читайте-читайте! Однако незаконной она оставалась до поры до времени! Ордынцев подавал прошение государю… Ох, в горле пересохло, где у вас вода?
Дмитрий кивнул на графин, покуда перебирал бумаги. Черновиков было даже несколько – все написаны вялым сбивчивым почерком. Видно, Ордынцев и впрямь был не в себе, когда сочинял это. А еще имелось письмо в плотном, так и не распечатанном за восемнадцать лет конверте. Ежели верить штампу, то письмо прибыло на почту Тихоморска 28 ноября 1891 года из Парижа. Отправителем значился Александр Наумович Ордынцев, а получателем – его кузен граф.
– Николай Ордынцев уж пару недель в земле лежал, когда это письмо пришло, – отдышавшись и опустошив стакан, пояснил Конни. – Вот и провалялось оно у нотариуса восемнадцать лет нераспечатанным. Щепетильный был старик, родственников-наследников все ждал.
Рахманов ощупывал и осматривал конверт очень внимательно, едва ли не обнюхал его. Даже его дара не хватило, чтобы узнать содержимое. Единственное, что сумел он угадать – автор письма искренне переживал за кузена, всем сердцем желал ему помочь.
– Вы не знаете, что в нем? – спросил Рахманов.
– Разумеется, нет! Верно, теперь уж письмо следует отдать Александру Наумовичу… – он помолчал. – Вы позволите вручить мне конверт лично?
Несвицкий надеялся тем получить расположение отца своей возлюбленной.
– Да, конечно, – помедлив, Рахманов передвинул ему конверт через стол.