Сердце ворона

– Обыкновенно пахнет. Отвяжись.

…тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть…

– А куда мы идём?

– Куда надо, туда и идём. Замолчи. Ни звука больше!

…тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять…

– А мамочка к нам придёт?

– Она тебе не мамочка! – Лару с такой силой дернули за руку, что в плече что-то хрустнуло. А от ее слез разозлились и того пуще: – Прекрати! Замолчи! Угомонись! Видеть тебя больше не могу! Еще один звук, и оставлю тебя здесь навсегда! Хочешь этого? Хочешь?!

…сорок, сорок один, сорок два.

Сорок вторая ступень лестницы начинала собою пол единственной комнаты в башне. Комната эта была несколько светлее первого этажа и лестницы – однако Лара так и не смогла расстаться с фонарем. Сжав его ручку очень крепко, сжавшись сама под гнетом непрошенных воспоминаний, она опасливо озиралась, понятия не имея, чего ждать от этого места.

Пропахший гарью полумрак боролся со светом из ее лампы, оставляя на грубых стенах причудливые желтые кляксы – они бесновались, играли, плясали, не успокаиваясь ни на минуту. Вой, душераздирающий, отчаянный, доносился теперь снизу.

«Это не ветер, – точно знала Лара, – ветер не может так выть, не может…»

Иногда ей даже удавалось разобрать, как ее зовут по имени – Лара.

Или звали Мару…

Лара чувствовала, что если продолжит думать об этом, то сойдет с ума. Нужно было хоть чем-то занять себя. И Лара сделала первый робкий шаг, надеясь отыскать то окно, в котором видела силуэт женщины.

На верхнем этаже башни оказалось сразу четыре окна. Лара не была уверена точно, но, кажется, они располагались по сторонам света. Она сделала еще пару осторожных шагов, подняла фонарь, освещая стекло того, что выходило на предположительно запад. Да, именно на запад – небо над морем едва-едва розовело свалившимся за горизонт солнцем. Лара на миг забыла, где она. Залюбовалась. Она никогда не смотрела на родные места с такой высоты – и «Ласточка», и Ордынцевское кладбище, и злосчастный приусадебный парк, откуда Лара увидела женщину, – были как на ладони.

Та женщина определенно смотрела на нее из этого самого окна. Окно это – единственное, которое было протерто от копоти во всю свою высоту. Но, осознав это, Лара отчего-то теперь не испытала ужаса.

«Призраки не оставляют таких следов, – размышляла она. – А вот живые люди – оставляют».

Лара решилась подойти к окну еще ближе, даже припала к нему лицом, чтобы лучше рассмотреть усадебный парк и кладбищенскую стену, к нему прилегающую. Быстро нашла место, где стояла днем. Слишком темно, чтобы рассмотреть большее, но Лара, вглядываясь долго, до рези в глазах, вдруг обнаружила кое-что любопытное…

Снизу, из приусадебного парка не видно – загораживают кусты шиповника; но с высоты третьего этажа Лара даже в темноте совершенно точно разглядела черный провал в серой кладбищенской стене. Там была калитка, ведущая из парка на кладбище. А то и вовсе дыра, ничем не огражденная. В каких-то двух шагах от того места, где стояла белокурая женщина.

«Призракам не нужны калитки, – понимала Лара. – Горничная увидала там не призрака, а белокурую женщину из плоти и крови!»