Сердце ворона

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что? – не понял Дмитрий.

– …прошу тебя об одном: никогда более мне не лги, рассказывай обо всем, что у тебя на сердце, – нежные руки гладили его лицо, лишая разума, запрещая видеть все, кроме ее глаз. – Не предавай меня, мой милый, – молила Лара. – Ведь ты не предашь?

– Да… – словно одурманенный согласился он. Ему пришлось тряхнуть головой, чтобы хоть чуточку согнать морок и сказать то, что собирался. – Лара, этот ритуал… то, что затеял Харди – вероятно, он затронет и меня. И все же, думаю, что бы со мною не произошло, все к лучшему. Тем более теперь, когда я знаю, что эти смерти происходили и по моей вине тоже. Вероятно, мне следовало вернуться сюда уже давно… тогда жертв было бы меньше…

Лара договорить не позволила: пальцы ее зажали ему рот. Не позволяя отвести взгляд от своих глаз, не позволяя перевести дыхание и заставить сердце биться хоть чуточку ровнее. Она привлекла его за плечи, заставила склониться и зашептала горячо и порывисто – на ухо:

– Не думай о ритуале, мой милый. Не думай о Харди. Не думай ни о ком, кроме нас двоих. Мы с тобою предназначены друг другу – давно. Ты помнишь свои сны? В них была я. Так какое значение имеет, как меня зовут, и каково мое лицо? Ведь и ты выглядишь иначе, чем тот, которого я любила. Но это ты, я знаю. Наши души связаны – навечно. А все прочее и даже мирские наши тела значения не имеет. Мы будем вместе, ибо иного пути у нас нет. Мы либо погибнем – вместе, либо выживем. Вместе. Мы вдвоем против них всех – тех, кто не ведает, что творит. Они все ошибаются – считают нас чудовищами. Но это не так… Ты не чудовище, милый мой, я это знаю. Ты если и делал что дурное, то лишь оттого, что не было выбора.

– Да… – в третий раз согласился Дмитрий.

Ларины пыльцы, что закрывали его рот, уплыли в сторону, и их сменили ее губы – горячие, жадные и неожиданно напористые. Лара прильнула всем телом, требуя и добиваясь, чтобы он ответил ей.

Долго добиваться не пришлось: Рахманов сдался ей охотно. Перехватил инициативу, и вот уже он целовал ее, не давая перевести дух. Обвил ее талию руками и прижал к стене, заставив слабо охнуть. Совсем забыв, что перед ним невинная девица, почти дитя. Впрочем, Лара и сама об этом едва ли помнила, дразня его и распаляя. Именно она, дернув ворот его сорочки так, что посыпались пуговицы, припала нежными губами к вздувшейся вене на его шее. Дорожкой мелких поцелуев спустилась к плечу и извернулась, чтобы ладонь Дмитрия уютнее легла на ее грудь. Рахманову казалось, он умрет, если сей же миг не коснется ее шелковой кожи, еще скрытой пестрой тканью платья.

Когда же он, забывшись, принялся осторожно расстегивать пуговицы на ее лифе – Лара неожиданно рассмеялась, словно ее щекочут. Глядела на него так же дерзко, но с силой оттолкнула, не позволив больше к себе прикасаться.

– Погоди немного, милый, скоро мы будем вместе. Навсегда, – прошептала, накрыв ладошкой его губы, как минуту назад. – Ты ведь хочешь, чтобы мы были вместе?

Хочет ли он? Она шутит, должно быть. Рахманов нервно усмехнулся, снова и снова целуя ее пальцы. Он бы на край света за ней пошел, если бы позвала. И сделает, разумеется, все, что она попросит.

– Ты должен выбрать, мой милый, быть ли нам вместе – или погибнуть. И помни, всегда помни: погибнешь ты – погубишь тем и меня, ибо мы связаны навеки. Так выбирай, жить мне или умереть.

– Жить, всегда жить!

А Лара будто до сего мига сомневалась, каков будет его ответ.

– Тогда не бойся ничего и слушай только меня. Выжди с полчаса и поднимайся в башню. Не думай о Дане, Конни или Харди – ничего с ними не случится. Думай о нас. Ты веришь мне?

На сей раз Дмитрий ответил с некоторой заминкой. Но все-таки ответил:

– Да…

Лара улыбнулась ему нежно, как умеет только она.

– Люблю тебя, мой милый, всегда буду любить! – жарко пообещала она и, напоследок обернувшись лишь раз, побежала прочь. По коридору – и наверх, в башню.

А Рахманов долго еще глядел ей вслед и пытался отдышаться, прикрыть галстуком разорванный ворот сорочки… Снова оглянулся на запертую комнату, смежную с этой. Оттуда ни звука.