Сердце ворона

В затянувшейся паузе Рахманов догадался, что от него требуются горячие овации или хотя бы слова утешения. Не без труда, но он все-таки их нашел:

– Ну что вы, милая Ираида, все образуется.

Рахманов, в свою очередь, разыгрывать участие даже не пытался – Щукина все равно слышала лишь то, что хотела. Вместо этого поймал ее чудесный взгляд и, молчаливо требуя, чтобы она отвечала только правду, поинтересовался:

– Так вы отправились в «Ласточку» тотчас после того, как господин Стаховский покинул гостиницу?

– Ну что вы, стояла глубокая ночь, когда этот несносный ревнивец закатил мне сцену и умчался куда глаза глядят. А я уехала чуть свет на следующее утро.

– К чему же такая срочность, милая Ираида? Разве у вас не было обязательств перед театром?

– Ах, Боже мой, и вы про обязательства! Какие уж тут обязательства, когда я была так страшно расстроена? В таком стрессе играть спектакли решительно невозможно. Мне требовался отдых, потому Аннушка показала мне ту рекламную заметку и спросила, отчего бы мне не поехать к морю. К чему эти расспросы, не понимаю? – вдруг рассердилась Щукина. – Может быть, вы думаете, что я поехала следом за этим безумным ревнивцем и убила его вот своими собственными руками?

Она, возмущаясь, протянула ему обе свои изнеженные ручки. До того тонкие и хрупкие, что невозможно и вообразить, что те ручки могут разворошить взрослому мужчине ребра.

– Что вы, что вы… – пошел на попятную Рахманов, – я вовсе так не думаю. И, потом, если не ошибаюсь, господина Стаховского убили только следующей ночью. А ведь вы тогда уже были в пансионате, я полагаю?

Впрочем, ответ Рахманов знал.

– Разумеется, – предсказуемо ответила актриса. – Сидеть в номере невообразимо скучно, а прочие постояльцы еще не явились. Так что весь вечер и добрую часть ночи мы играли в бридж. Мы – это я, Аннушка и Юлия Николаевна, здешняя хозяйка. – Глаза ее вдруг опять стали лукавыми: – За них я могу поручиться. А вот спала ли в это время наша любезная Ларочка, или ж отлучалась из дому – никто из нас не видал.

Замечание про Лару, к полной его неожиданности, задело Рахманова за живое. Против воли снова швырнуло в то видение, что посетило его под утро: когда Лара, его невинная, чистая Лара, со страстью отдавалась Стаховскому. А после убила того, вонзив кинжал в грудь.

И тогда, и теперь Рахманов изо всех сил убеждал себя, что, как и прочие, всего лишь стал жертвой неких чар. Увидел вместо убийцы ту, которую считал красивейшей из женщин. Что истинное ее лицо скрыто ото всех – необязательно ей быть даже блондинкой.

Он убеждал себя в этом и почти уже сам поверил – да только последние слова Щукиной опять поселили в нем тревогу.

Однако он сделал вид, будто пропустил замечание об алиби Лары мимо ушей.

– Полагаю, ни вы, ни Анна Григорьевна, ни Юлия Николаевна от карточного стола надолго не отлучались? – спросил Рахманов, вернувшись к теме их разговора.

– Надолго – нет, – уверенно заявила Щукина. – Впрочем, Аннушка ушла спать раньше всех, сразу после полуночи… но вы же не станете подозревать в жестоком убийстве мою гримершу? – Она даже рассмеялась. – Никто не умеет взбивать локоны лучше Аннушки, так что не позволю вам обижать мою душечку!

– Что вы, что вы, милая Ираида, я всего лишь писатель – и в мыслях не было кого-то подозревать.

– Раз вы так говорите, то я вам верю. Уж вы-то не похожи на прочих мужчин, Дмитрий Михайлович. – Щукина в последний раз всхлипнула и обратила к нему лучистые зеленые глаза, прекрасно осознавая волнующую силу своего взгляда. Поинтересовалась: – К слову, вы когда в следующий раз едете в Ниццу?

Так наивно и искренне она это спросила, что Рахманову в самом деле стало ее жаль.