Рахманов не сдавался и весьма легкомысленно заметил:
– К вам, может, и добра – а вот бедная Лариса Николаевна от вашей госпожи натерпелась.
– Да, – не меняясь в лице, согласилась она. – Но я просила madame быть добрее к девочке – верю, однажды она прислушается.
И снова замолчала.
Рахманов не мог ни знать, ни видеть, что думает Анна Григорьевна о своей хозяйке на самом деле. Предана ли ей, завидует ли успеху, крепко любит или люто ненавидит? Что бы ни спросил – с губ этой женщины не сходила вежливая полуулыбка, но лицо оставалось непроницаемым. Даже брови ни разу не шелохнулись.
Он сделал третью попытку:
– Вы простите, что так много расспрашиваю… – Рахманов сконфуженно улыбнулся, – я ведь узнал madame Щукину, видел ее спектакли и восхищен ею, честное слово! Никак не думал встретить здесь саму Ираиду Щукину! Я даже подумал, что madame дружна со здешней хозяйкой, оттого почтила этот скромный пансионат своим присутствием.
И в этот раз добился своего: брови Анны Григорьевны вопросительно приподнялись.
– Отчего вы так решили? Madame выбрали этот пансионат наугад, уверяю вас.
Madame выбрали. Любопытно, что костюмерша не собиралась признавать тот факт, что пансионат выбрала она сама, а не Щукина. Рахманову это показалось странным, но выводы делать он не спешил.
– Выходит, я ошибся… – сконфузился он. – Madame обмолвились, что ночь напролет после приезда изволили развлекались тем, что играли в бридж – с вами и вышеозначенной Юлией Николаевной.
– Да, это так, – согласилась костюмерша, – тем вечером мы действительно припозднились за игрой. Хотя я оставила компанию вскоре после полуночи, поскольку не привыкла поздно ложиться. И все же о дружбе madame Щукиной и хозяйки пансионата мне решительно ничего не известно.
И тут уж удивился Рахманов. Она не лгала, судя по всему. Однако слушая, он всматривался в ее прозрачно-голубые глаза и вовсе не видел в ее прошлом никакой игры в бридж.
Будто Анны Григорьевны не было за карточным столом в тот вечер.
Более того, он не видел вовсе никаких свершаемых ею действий за последние дни. Словно кто-то стер ее воспоминания, заставил что-то забыть.
По крайней мере, другого объяснения столь странному явлению Рахманов придумать не мог.
Последнее, что было в ее памяти – весьма обыденный разговор… с Александром Наумовичем Ордынцевым. И, что еще более странно, говорили они не здесь, не в пансионате. Поднапрягшись, Рахманов даже понял, что это за место. Та гостиница в Тихоморске, где останавливалась Щукина.
«Да ведь они и познакомились в той гостинице! – сделал немудреный вывод Рахманов. – Это за Ордынцевым тихоня-костюмерша поехала в пансионат!»
Влюбилась ли она в импозантного аристократа, или что-то другое послужило причиной – этого Рахманов понять не мог. А спросить или увидеть более ничего ни не удалось: Анна Григорьевна вдруг ахнула, взглянув на золоченые часики, распрощалась и поторопилась к хозяйке.
Рахманов же, проводив ее недобрым взглядом, предпочел остаться здесь, на смотровой площадке, чтобы подытожить все, что узнал за последние дни.