После трех порций спиртного я почувствовал себя, как надо, и заказал ростбиф. В тот момент я мог съесть слона. Напряженные мышцы живота расслабились. Их заполнила изумительная щекочущая теплота. Я пересчитал карманные деньги. После двух дней в гостинице у меня мало что осталось, но Джулия не сядет на мель перед оплатой долговых счетов. Мозги ломать не нужно – немного поживу дома, а затем почта вернет пакет.
Я взял такси и доехал до гостиницы. Мне был нужен хороший сон, и я решил рассчитаться утром. С замком пришлось повозиться. Я даже подумал, что сюда дозвонился Глик и попросил поменять замок, чтобы чем-то досадить мне. Но дверь открылась. Я вошел в номер и не поверил своим глазам, увидев сидевшего на кровати капитана полиции. Рядом стояли большой сержант и немаленький патрульный, а чуть позади мялся коридорный с отмычкой в руках.
– Тут мысль пришла, хотя и немного поздно, – сказал Глик, встав между мной и дверью. – Сержант Бонар хочет взять кусок грязи из-под твоих ногтей и проверить, есть ли там бетонная пыль от сейфа Гарника. Ну-ка, протяни мослы!
Я с надеждой подумал, что полчаса под горячим душем, наверное, сделли свое дело.
– И еще он предложил поискать пыль за манжетами брюк, – продолжил Глюк.
Я подумал о толстом слое мелкой пыли перед сейфом Гарника. Три выпитых стаканчика заставили меня кинуться к двери. Я хотел проскочить мимо Глика, но вдруг почувствовал, что лежу на полу, а он дышит мне в лицо, усевшись на моей спине.
– Давай, сержант, проверяй! – произнес он, и я услышал жужжание пылесоса.
– Смотри получше, – ганашился капитан. – Муни, понянчи нашего приятеля здесь, а я сгоняю за анализом.
Когда все остальные ушли, я и Муни сидели как два прыща на заднице. А потом позвонил телефон, и меня снова повезли в управление. Они расспрашивали о деньгах, но я ничего не сказал.
Страховая компания подняла большой шум. Прокуратуру атаковали газетчики. Все кричали о первом взломе сейфа Гарника и незаконном аресте. Обо мне столько говорили, что если бы я вернул им бабки, то меня выпустили бы через заднюю дверь, лишь бы исчезли броские заголовки. Но у меня были Джулия и ребенок. Поэтому я решил сесть. Когда выйду, передо мной останутся две дороги: в могилу или к новому сейфу. В любом случае, моим родным от меня проку мало.
Короче, я оставил деньги Джулии. Когда ей принесут пакет, она поймет, что произошло. Если ей захочется вернуть деньги, мне, возможно, срежут срок. Если она оставит их себе – тоже хорошо. Она ничего не обещала мне, разве что одну маленькую клятву, но к тому времени, я думаю, мои золотые лавры уже потускнеют.
Если ничего не услышу на следующей неделе, я буду знать о ее решении.
Другие способствуют смерти
Когда сырым ноябрьским вечером мы уселись у камина в нашем кабинете, Солар Понс глубокомысленно сказал:
– Правосудие сравнительно редкий товар – возможно из-за того, что его трудно обозначить. И полагаю, у одного из судей Его Величества по этому поводу большие неприятности. Скажите мне, Паркер, вам что-нибудь говорит имя Фильдинга Анстратера?
– Нет, ничего не вспоминается, – ответил я, немного подумав.
– Один шанс из тысячи, что вы могли видеть его имя в списках, прилагаемых к тем нелепым петициям за отмену смертной казни, которые появляются на свет время от времени. Анстратер – судья западного графства, и это нужно иметь в виду, если только его дочь не ошибается, утверждая, что он очень обеспокоен. Это письмо мне подали за полчаса до вашего прихода.
Солар сунул руку в карман халата и протянул мне конверт. Я развернул лист бумаги и прочитал:
«Уважаемый мистер Понс.