Охранник провел меня к спортивному залу, где я обычно занимался после работы. Бенни Крафчик, по прозвищу Ласка, и Курок Дан сидели на табуретках у разложенных матов и мирно базарили друг с другом. Они были моими лучшими корешами, и именно этот выбор не одобрял Вибберли. Я не знал, как поднести им свою новость. Раздевшись до пояса и размяв мышцы гирями по пятнадцать фунтов, я перешел на тридцатифунтовые и занимался до пота, после чего поработал с деревянным шаром. Это очень хорошо развивает руки. Через несколько минут я набросил халат на разогревшееся тело и вмешался в их тихую беседу.
– Завтра я сваливаю, парни.
– Это очень плохо, качок, – сказал Беннии.
Он называл «качками» всех, кто занимался гирями. Он так шутил.
– Да, – согласился Курок. – Какую же гадость ты сделал, что они решили перевести тебя отсюда? Куда тебя переводят?
– На волю, – ответил я. – Мне сказали, что типа они ошиблись. И теперь приносят извинения.
Парни заулыбались, и их радость была настоящей. Легко расстроиться, если человек выходит, а ты нет, но они были моими друзьями. Бенни считался мастером по сейфам – слесарем высшей категории. Курок отлично разбирался в оружии и мог сделать пушку из ржавого гвоздя. Никто, кроме близких друзей, не смел называть его Курком. Бенни тоже баловался гирями, и Курок часто подшучивал над нами: «Эй, парни, а сколько надо силы, чтобы нажать на курок?»
– Значит, сваливаешь, парень, – мягко сказал Бенни. – Это как-то меняет твои планы?
– Я думаю, только ускорит их и намного.
Курок заулыбался.
– Надеюсь, ты помнишь все, что Бенни вбил в твою башку?
Разговор затих. Я не знал, о чем говорить. Мне были понятны их мысли: «Вот парень, который выходит на волю. Завтра к этому времени он будет делать все, что мы не можем делать здесь.» Все, что я мог сказать, только усилило бы их тоску.
– Ты уверен, что все будет в порядке? – наконец, спросил Бенни.
Я быстро повторил имена, адреса и телефоны. Они оба кивнули. Бенни задал несколько особых вопросов. Я ответил, и он довольно улыбнулся. Завыла сирена, отмечая конец вечернего отдыха. Я обменялся с друзьями рукопожатиями. Напоследок парни пожелали мне удачи, и мы разошлись по камерам.
Той ночью я написал Джулии длинное письмо. Я рассказал ей об извинении правительства, но ничего не написал о том, что выйду на следующий день. Я только просил помнить, что люблю ее и ребенка. Люси исполнилось четыре года. Я видел их в начале недели. Это было очень удачное начало недели, и я надеялся, что остальная часть тоже будет фартовой.
В час дня меня подвергли процедуре освобождения. Тюремный магазинчик предоставил мне широкие брюки и короткую куртку, которая неплохо сидела на мне. Начальник вручил документ о помиловании, копию акта на освобождение, автобусный билет до города, мой бумажник и восемьдесят шесть долларов, которые я заработал в тюрьме за три года. Меня провели через стальные ворота, а потом я добрался до автобусной станции и успел на двухчасовой рейс.
По пути во время короткой остановки я купил кожаный чемоданчик, бритвенный набор, зубную щетку, рубашку и пару смен белья. Старые вещи выбросил – для удачи полагалось быть во всем свежем. В город я приехал с одним чемоданчиком и поселился в гостинице «Карлил», в которой никто не обращал внимание ни на мой скудный багаж, ни на короткую одежду. Я отметился под настоящим именем. Пусть копы порадуются, когда пойдут по моему следу.
Несмотря на позднее время, я принял душ и побрился, затем зашел в ближайшую закусочную и за шесть с половиной баксов отведал настоящего филея. После клубничного торта и трех чашек кофе – настоящего кофе – я подошел к телефону и позвонил в два конца. Оба человека заверили, что сдержат слово и будут ждать меня на следующий день. Я вернулся в гостиницу, полчаса ворочался на непривычно мягкой постели и, наконец, заснул.
Утром по первому адресу мне досталась парикмахерская по оседству.
– Я звонил тебе вечером.