При этом он старался не вспоминать о том, что не будь этой находки, его хозяин сэр Гусман давно избавился бы от своего секретаря, так как, если не считать его знания старых книг и рукописей, он был неумелым, рассеянным работником, закоренелым пьяницей, которому только поддержка судьи позволяла оставаться в сфере юриспруденции.
— Да, этот документ был у меня в руках, — простонал он. — Я мог попытаться расшифровать его, чтобы сокровища достались мне одному. Я понимаю, что это не обычный текст, на бумаге нет ничего, кроме черточек, пятен и точек вокруг странного рисунка, на котором изображено нечто вроде мокрой собаки, жалкого пса, попавшего под дождь…
Эти фразы господин Лампун повторял, наверное, в тысячный раз, когда дождливой и ветреной осенней ночью покинул Хэнсбери и неуверенными шагами направился на Тэвни-стрит.
Мостовая на темных улицах блестела под дождем, и ночной ветер свистел так уверенно, словно кроме него в Лондоне не было другого хозяина.
Чтобы не чувствовать себя одиноким и беззащитным глухой осенней ночью и показать дождю и ветру, что ему наплевать на них, господин Лампун принялся напевать песенку, придуманную им самим, в которой он заставлял олдермена Росса и судью Гусмана позорно барахтаться в грязи:
«Олдермен Росс — это дохлая лошадь, пучок соломы для старой клячи…»
Он не помнил в точности слова своей песни и поэтому всего лишь старался как можно громче выкрикивать такие слова, как «лошадь», «кляча», и похожие на них. В результате, когда он доковылял до своего дома, у него несколько улучшилось настроение
Он с трудом открыл источенную червями и плесенью дверь. В гостиной на столе его ожидал кувшин с замечательным голландским джином, контрабандным товаром, случайно доставшемся ему. Он собирался пропустить последний стаканчик перед тем, как отправиться в спальню.
Он немного удивился, не обнаружив свечу в оловянном подсвечнике, который обычно оставлял на нижних ступеньках лестницы.
— Его наверняка украл этот грязный торговец зерном, — проворчал он. — Завтра я заберу у него свой подсвечник; это преступление обойдется ему не меньше чем в три фунта штрафа, и это еще без учета причиненного мне морального ущерба и утраченной выгоды.
А пока ему пришлось подниматься по лестнице в полной темноте, набивая себе шишки о выступы стен и спотыкаясь на подгнивших ступеньках. Наконец он добрался до спальни, где принялся нащупывать лампу, которая должна была находиться на столе.
— Не ищите лампу, приятель, ее нет на столе, — раздался холодный, невыразительный голос.
— Эй, — пробормотал секретарь, — кто это говорит? Кто здесь?
И он смахнул со лба капли выступившего пота.
— Это чертов ром играет со мной глупые шутки, — сердито пробормотал он. — Завтра я подам жалобу на трактирщика, продающего спиртное такого отвратительного качества.
— Ром не имеет ни малейшего отношения к тому, что мне нужно от вас, Лампун, — снова прозвучал жуткий голос. — Лучше присядьте; кресло находится справа от вас.
Теперь секретарь понял, что ему не привиделось отсутствие подсвечника и лампы. Ему стало страшно.
— Вы человек… или дух? — с трудом произнес он дрожащими губами.
— Я сам не знаю этого, Лампун. Может быть, и то и другое одновременно. Но дело не в этом. Я хочу заключить с вами соглашение.
— И вы не причините мне зла? — спросил Лампун, заикаясь.
ebooksa