Эликсиры дьявола

— Аврелия умерла?! — воскликнул я. — Нет, нет! Ты ошибаешься, старик! Всемогущий сохранил ее от ножа преступного убийцы.

При звуке моего голоса старик вздрогнул, как от удара молнией.

— Кто здесь? Кто это? — громко спросил он. — Леопольд, Леопольд!

На его зов прибежал мальчик. Увидев меня, он низко поклонился и почтительно приветствовал меня:

— Laudetur Jesus Christus!

— In omnia saecula saeculorum![5] — отвечал я.

Старик между тем вскочил на ноги.

— Кто здесь? Кто? — переспросил он громче прежнего.

Теперь только я заметил, что он ослеп.

— Здесь преподобный отец капуцинского ордена! — отвечал ему мальчик.

Старика охватил стихийный ужас.

— Прочь, прочь отсюда! — с невыразимым страхом лепетал он. — Мальчик, уведи меня! Я хочу домой, домой! Запри все двери! Пусть Петр сторожит их! Веди меня отсюда домой!

И, собрав последние силы, старик бросился бежать от меня, как от хищного зверя. Мальчик совершенно растерялся и глядел на меня со смешанным чувством изумления и страха. Не дожидаясь помощи своего вожатого, старик сам потащил его за собой, и скоро они исчезли за дверью. Я слышал, как мальчик тщательно запер дверь. При этой печальной сцене в душе моей живее, чем когда-либо, воскресли совершенные мною злодеяния, и я со всех ног бросился бежать от немых свидетелей моих преступлений. Скоро я очутился в самой чаще елового леса и присел там под деревом, чтобы немного отдохнуть. В нескольких шагах от этого дерева был насыпан невысокий холм, на котором стоял деревянный крест. От усталости и волнения я вскоре уснул на мягком мху. Проснувшись, я с удивлением увидел, что подле меня сидит старый крестьянин. Заметив, что я не сплю, крестьянин почтительно снял шляпу и проговорил тоном искреннего доброжелательства:

— Ваше преподобие, я вполне убежден, что вы пришли издалека и сильно устали, иначе вы не стали бы так сладко почивать в этом ужасном месте. Впрочем, может быть, вы даже и не знаете о несчастии, которое случилось здесь несколько лет назад?

Я сказал старику, что мне, как чужеземному паломнику, пришедшему из Италии, решительно ничего не известно о дурной репутации этого места.

— А между тем, — заметил крестьянин, — это несчастное происшествие случилось именно с монахом вашего ордена. По правде сказать, увидев, что вы так сладко заснули здесь, я присел на всякий случай около вас, чтобы оберечь вас от беды, которая, пожалуй, могла бы с вами приключиться. Говорят, что несколько лет тому назад здесь был убит какой-то капуцинский монах. По крайней мере, достоверно установлено, что накануне через наше село прошел капуцин и, переночевав здесь, отправился в горы. В тот же самый день мой сосед, который ходил в глубокую лощину, пониже Чертовой пропасти, вдруг услышал там пронзительный крик, как-то особенно прозвучавший в воздухе. Он утверждает даже, но это кажется мне маловероятным, будто бы видел, как с вершины скалы кто-то сорвался в пропасть. По правде сказать, все мы в здешнем селе предполагали, что какой-нибудь пришлый злодей мог действительно столкнуть капуцинского монаха в пропасть. Многие из нас даже ходили сюда и спускались — конечно, с должной осторожностью — на самое дно, чтобы найти по крайней мере тело несчастного монаха. Однако мы не могли открыть никаких следов преступления и порядочно высмеяли соседнего крестьянина, когда он стал уверять, что, возвращаясь однажды в лунную ночь домой по дороге через лощину, увидел поднимавшегося из Чертовой пропасти голого человека. Ему, конечно, это только привиделось. Впоследствии мы узнали, однако, что, бог ведает по каким причинам, здесь был действительно убит какой-то капуцинский монах знатным барином, который сбросил его труп в Чертову пропасть. На этом самом месте, вероятно, и произошло убийство. Я вам сейчас расскажу, ваше преподобие, почему я так думаю. Однажды я сидел здесь и так вот от нечего делать смотрел на соседнее дерево. Вдруг мне показалось, будто из расселины дупла висит кусок темно-коричневого сукна. Я вскочил, подошел к дереву и вытащил из дупла совершенно новую рясу капуцинского монаха. На одном рукаве запеклось немного крови, а в уголке было написано имя «Медард». В простоте сердца я подумал, что сделаю доброе дело, если, продав рясу, закажу на вырученные деньги заупокойную обедню по несчастном монахе, который, будучи неожиданно убит, отошел в вечность, не приготовившись к смерти и не сведя своих счетов с Господом Богом. Вот я и понес одежду в город. Однако никто из старьевщиков не хотел купить ее, а поблизости, как на грех, нет ни одного монастыря капуцинов. Наконец я встретил какого-то человека, судя по одежде — егеря или лесничего, который сказал, что ему как раз нужна монашеская ряса капуцинского ордена, и щедро заплатил за мою находку. На вырученные деньги я заказал нашему сельскому священнику приличную обедню и, чтобы отметить место насильственной смерти несчастного монаха, водрузил здесь крест, так как в Чертовой пропасти этого нельзя сделать. Покойник был, вероятно, большой грешник, потому что он иной раз еще бродит по здешним местам. Очевидно, молитвы нашего священника не особенно помогли его душе. Поэтому прошу ваше преподобие, благополучно совершив свое путешествие, отслужить обедню и панихиду ради спасения души монаха вашего ордена, брата Медарда. Дайте мне слово, что вы это сделаете!

— Вы заблуждаетесь, мой друг, — ответил я. — Капуцин Медард, заходивший много лет тому назад на пути в Италию в ваше село, не убит. Он не нуждается нив какой заупокойной обедне, так как жив по сие время и может еще сам молить Бога о спасении своей души! Ведь этот Медард — я сам, к вашим услугам!

С этими словами я распахнул рясу и указал старику вышитое в углу ее имя Медарда. Едва крестьянин прочел мое имя, как лицо его покрылось смертельной бледностью. С невыразимым ужасом смотрел он на меня широко раскрытыми глазами, а затем быстро вскочил и с громким криком бросился бежать в лес. Очевидно, он принял меня за выходца с того света, за призрак убитого Медарда, — и я напрасно стал бы убеждать его в противном. Уединенность и тишина места, нарушаемая лишь глухим ревом пробегавшего поблизости лесного потока, представляла благодарную почву для всяческих ужасных видений. Я вспомнил о своем двойнике и, заразившись от крестьянина суеверным страхом, с глубоким трепетом ожидал, что вот-вот мой мучитель покажется из мрачной чащи кустов. Собравшись с духом, я пошел дальше и мало-помалу отделался от неотвязно терзавших меня мыслей, что я — неживой человек, а призрак, за который принимал меня старик. Мне пришло в голову, что теперь очень просто объясняется, каким именно путем сумасшедшему монаху досталась брошенная им потом капуцинская ряса, в которой я без колебания признал свою собственность. Очевидно, монах, придя к лесничему, попросил у него новой одежды, а тот в городе купил для него мою рясу. Меня глубоко поразило, как могло роковое происшествие в Чертовой пропасти таким ужасным образом исказиться стоустой молвой. Я сам прекрасно видел, какая должна была произойти страшная путаница, чтобы обусловить роковую ошибку, по которой все смешивали меня с Викторином. Я придавал большое значение таинственному видению трусливого крестьянина и ждал с уверенностью дальнейших объяснений, не предчувствуя, впрочем, как и откуда получу их.

После странствования, длившегося еще несколько дней, я, наконец, стал приближаться к своей родине. Мое сердце сильно забилось, когда я по прошествии долгих лет снова увидел башни женского картезианского монастыря. Я прошел через село на расстилавшуюся перед монастырской церковью незастроенную площадь. Издалека доносились ко мне звуки мужских голосов, певших священные гимны. Очевидно, к женской обители направлялась какая-то духовная процессия. Вот показалось распятие и шедшие за ним попарно монахи. Ах! Я узнал в них своих орденских братьев. Шествие замыкал седовласый Леонард, которого вел под руку незнакомый мне молодой монах. Не заметив меня, они, продолжая петь, прошли в открытые ворота женского монастыря. Затем проследовали подобным же образом мимо меня францисканцы и доминиканцы, а за ними въехали на монастырский двор кареты с инокинями из Б. Большой съезд духовенства заставлял предположить, что в монастыре будет справляться какое-то необыкновенное торжество. Через открытые двери я заметил, что в церкви все было тщательно выметено и вычищено, а главный алтарь и приделы украшены гирляндами цветов. Церковный сторож много говорил о только что распустившихся розах, которые завтра ранним утром непременно должны быть принесены, так как мать-игуменья настоятельно приказала, чтобы главный алтарь был украшен именно розами. Решившись присоединиться к братьям, я укрепил свой дух усердной молитвой, вошел в монастырь и спросил настоятеля Леонарда. Привратница провела меня в зал, где сидел в кресле Леонард, окруженный братией. Громко рыдая и не в состоянии выговорить ни одного слова, я упал к его ногам. «Медард!» — воскликнул он. По рядам монахов пронесся глухой шепот: «Медард! Брат Медард вернулся, наконец, к нам!»

Меня подняли. Монахи прижимали меня к своей груди. «Благодарение небесным воинствам, спасшим тебя из сетей лукавого света! Расскажи нам — расскажи обо всем, брат Медард!» — наперерыв восклицали они. Настоятель встал и знаком пригласил меня следовать за ним в комнату, которую во время его посещений обыкновенно отводили ему в картезианском монастыре.