Сказка об уроде

Двадцать два. Двадцать три.

Новая молния на небе. Незрячие окна домов на долю секунды заблестели, как кошачьи глаза.

Сорок два… сорок три…

Земля между ржавыми коробками гаражей превращена в непроходимое болото. Завтра туда положат деревянные доски, и люди будут ходить по ним, размахивая руками, чтобы не терять равновесия…

Сорок девять… сорок десять…

«Кажется, я запуталась», — равнодушно подумала она и перестала считать, переключив внимание на бедный испуганный дуб, который всё тряс и тряс листьями под гневным напором воздуха. Вероника тоже почувствовала ярость ветра — что-то менялось вокруг, и дождливая городская ночь незаметно превращалась в действо более зловещее и тёмное. Она тревожно оглянулась, но ничего странного не заметила. Упругие струи дождя продолжали хлестать землю и асфальт, дома забылись глубоким сном, зарницы молний создавали мгновенные снимки, расцвеченные синевой. Она почти успокоилась, когда услышала нарастающий шёпот и наконец догадалась посмотреть на небо.

Тучи преображались. Они стали ближе к земле и обрели острые края. Это больше не были просто сгустки влаги, мечущие электрические разряды. Они шевелились, пенились и изрыгали из себя множество вытянутых силуэтов — а те пикировали на землю, стягиваясь к одной точке. К ней.

Она узнала их. Узнала их змеиные бескостные тела. Увидела их раскрытые рты. Почувствовала холод, который они несли с собой.

Теней было слишком много. Сотни. Тысячи. Миллионы. Падали с каплями воды ей на голову. Она знала, что на этот раз не справится с ними, даже если вновь превратится в чёрную птицу.

Но это же всего лишь сон, с облегчением вспомнила Вероника. На самом деле я в своей постели. Нужно проснуться, и все дела.

Но просыпаться не удавалось. Дождь лил, как из ведра; твари смеялись, гримасничали, торжествовали — они знали, что теперь она никуда не денется и будет принадлежать им безраздельно и на веки вечные. Они не собирались на этот раз довольствоваться кусками её тела и облизыванием щёк. Вероника поняла, как наивна была ворона, когда полагала, что после ритуала на горе они отстанут от неё. Нет — вот же они, уже сомкнули вокруг неё тёмное кольцо и рвут её на части и растаскивают во все стороны. Видение меркло: начинался более глубокий сон, лишённый всяких образов. Вероника крепко заснула в тот миг, когда тени растерзали её полностью, и единственное, что она при этом чувствовала, было умиротворённое спокойствие.

— Настоящая красавица, — с трепетом сказала мама, поправляя ворот её платья.

Вероника критически оглядела себя в зеркале с ног до головы. Алый цвет слишком притягивал внимание, но платье на ней смотрелось и правда неплохо. Она боялась, что будет выглядеть как старая дева, выбравшаяся в народ первый раз за десяток лет, но сейчас поймала себя на том, что представляет себя в этом наряде среди гостей — и эти мысли вызывали не тревогу, а приятное предвкушение.

А то, что я на коляске — ну, нельзя же вечно по этому поводу промокать подушку. Пора бы привыкнуть.

— Чуть тесновато в груди, — пожаловалась она. — Может, затянешь не так туго?

Она подалась вперёд, чтобы мама могла ослабить шнур. Когда она выполнила её просьбу, дышать стало легче, зато в области бюста на платье образовалась маленькая складка.

— Спасибо, — она поправила волосы.

— Если невеста опоздает на церемонию, её можно будет заменить моей дочуркой, — улыбнулась мама. — Ну, я пошла в свою комнату. Приведу себя в порядок, и через полчасика выдвинемся. Ты пока посиди — только причёску не порти, я всё утро на неё потратила.

— Хорошо, мам.

— И застегни эти пуговички, чтобы рукава не закатывались.