Снежить

Иногда страшные женщины могут быть поразительно сентиментальными.

– Я отдам его тебе. – Вероника смотрела, как тело Веселова парит в воздухе. Или все-таки болтается? Куда стрелять, чтобы перебить эту невидимую удавку? Как спасать того, кто обречен?

Вероника знала как. Волков очень на это надеялся.

– Я отдам тебе твоего Бихиги, а ты снимешь свой тынзян с моего мужчины. Это честная сделка, Тара. Думай! Только думай быстро! – Вероника многозначительно посмотрела на ритуальный нож.

– Хорошо… – Еще один взмах рукой, и Веселов рухнул прямо к ногам Тары. Вероника дернулась, но осталась на месте. – Я подумаю. А пока… – Она продела пальцы под тынзян, потянула, – я ослаблю хватку. Твой мужчина сможет дышать.

Веселов задышал. Громко и отчаянно, словно вытащенный из воды утопленник. Или вынутый из петли висельник… Вероника тоже вздохнула. Это был короткий вздох облегчения.

– Ты была тем шаманом, который устроил жертвоприношение. – Но голос ее по-прежнему звучал ровно. – Тебя видела девочка. Ты знаешь, что на детей не всегда действует морок? Она видела тебя такой, какой ты пришла в стойбище. Она описала тебя.

– А ведь признайся, – Тара усмехнулась, – вы думали, что могущественным шаманом может быть только мужчина! Хорошо, что Снежная Мать считает иначе! Да, мне требовалось это жертвоприношение, чтобы накопить сил, чтобы привлечь внимание вот его… – Она кивнула в сторону Тучникова, который, оказывается, тоже был здесь. Оказывается, все они окружили Тару и Веронику молчаливым кольцом. Даже звери. Стояли, слушали, ужасались. – Котлован – это была ее воля, а не твоя идея. Ты был лишь инструментом.

Тара вдруг присела на корточки, положила обе ладони на лед, склонила голову к плечу, прислушиваясь.

– Она здесь! Снежная Мать. Она еще спит. Мы все – порождения ее снов. Но она скоро проснется. Я должна была ей в этом помочь.

– Тара… – Голос Эрхана дрожал от негодования и, кажется, неверия. – Зачем ты, Тара?! Зачем ты убила Ясавэя?

– Я училась. – Тара пожала плечами. – Как маленький ребенок лепит из пластилина игрушки и через них познает мир, так и я лепила свои собственные игрушки. С Ясавэем я ошиблась. Мне показалось, что в нем была сила. Мне бы хватило даже крупицы, чтобы он стал одним из ее воинов. Но сил не оказалось. Рана, – Тара чиркнула себя по шее и оскалилась, – рана не затянулась после смерти. Это первый признак, что я ошиблась. А у тебя, – она вперила взгляд в Алисию, – сила была с рождения. И зверя я тебе подобрала красивого, хитрого. Даже твоя смерть не была бы мучительной. Я не чудовище!

Она не чудовище, она лишь пыталась помочь чудовищам появиться на свет…

– Человек и его зверь должны умереть вместе. Иногда человек убивал зверя, а потом умирал сам. Иногда наоборот. Но всегда вместе! Это закон.

Тара сделала шаг к медведю, коснулась его покатого лба, и тот, словно почувствовав ее прикосновение, зажмурился.

– Я так спешила, так хотела побыстрее исполнить свое предназначение, что утратила осторожность и разум. Мы с Бихиги шли по вашим следам, мы чуяли вашу силу. Я знаю, это не случайно. Это она вас позвала. Она позвала, а я должна была встретить и помочь вам переродиться. Я повитуха! – Тара осклабилась, отыскала взглядом Ника, и Волков напрягся, крепче сжал карабин. – В тебе шаманская кровь! Очень сильная, необузданная. Ты чувствовал Снежную Мать с детства. И ты бы стал великим воином, мальчик. У тебя уже был собственный зверь, а это о многом говорит. Вам просто надлежало смириться, принять свою судьбу и свое перерождение, а вместо этого вы убили моего Бихиги! – Она прижалась щекой к медвежьей морде, закрыла глаза. – Убили, а потом лишили меня возможности соединиться с ним после смерти, отняли у меня все мои силы.

– Я не чувствовала тебя. – Вероника обращалась к Таре, но смотрела на Веселова. Веселов лежал с закрытыми глазами, но на восставшего мертвеца больше не походил. – Потому что ты потеряла силы вместе с Бихиги и тынзяном.

Тара передернула плечами, будто вопрос силы ее больше не волновал.

– Когда обрывается связь, это больно. И в сотни раз больнее, когда ты осознаешь, что не сможешь переродиться, что никогда не встанешь во главе ее воинства.

– А она тебе обещала?