Продолжаем с ним маневрировать. Вот он — азарт, когда хочешь переиграть своего противника. Не замечаешь пота, стекающего объёмными каплями по спине и усталости от постоянной перегрузки.
Топливо? Да кто его контролирует, а стрелка на расходомере всё ближе и ближе к малым значениям.
В эфир Бажанян повторял, как заклинание команду прекратить задание, но я опять выполнил очередной переворот и снова на хвосте у противника. Ткачёв ушёл вверх, выполняя горку почти вертикально, но я от него не отставал.
— 118й, закончить задание, — спокойно в эфир дал мне команду Бажанян.
Ещё немного и у меня получится достать этого Ткачева. Я же вижу, как он свои манёвры выполняет не так быстро. В эфире всё чаще он зажимает кнопку выхода на радиосвязь, а там только прерывистое дыхание и односложные доклады, что топлива ему хватает.
Высота 3700. Уже видны окраины Фараха. Выскочим сейчас над домами и нас могут заметить духи. Возможно, и не собьют. Но риск есть, и он совсем неоправдан в этом случае.
Сам Ткачев из боя выходить не собирается. Что там у него в голове мне неизвестно. Хватит этого соцсоревнования.
— Принял, — ответил я Бажаняну.
Рычагом управления двигателем установил обороты, необходимые для набора высоты. Разворот влево и я вышел из боя самостоятельно. Ткачева ещё не было слышно в эфире.
— Вижу цель! Пуск один, пуск два! — весело сказал в эфир майор.
Вот только из боя я уже вышел. Можно было дальше гнать Ткачева вниз и прижимать его к земле. Однако, есть указание командира и здравый смысл. Он подсказывал мне, что пора заканчивать.
— 118й, задание закончил. Занял 5000. Прошу подход, условия на Янтаре, — запросил я у руководителя полётами на аэродроме.
Получив погоду и разрешение на вход в район, я продолжил следовать в сторону Шинданда.
— Спасибо за работу! Два — один! — громко заявил в эфир Ткачев.
Радуется, как ребёнок! А ведь победил вчерашних лейтенантов. Ещё и на современном истребителе, превосходящим по характеристикам наши МиГ-21.
— На здоровье, — ответил я.
После посадки ощущение было некоего опустошения. Это не из-за упущенной победы, а чисто физически. Вот что значит ближний манёвренный воздушный бой! И ведь всего-то весь наш полёт от взлёта до посадки продолжался 30 минут.
Открыв фонарь, я, наконец, смог подышать свежим воздухом. В кабине уже мне было тяжело впитывать чистый кислород через маску. Пока снимал с себя лямки подвесной системы, почувствовал, как пропотел комбинезон под кожаной курткой. Голова вымокла, будто я её помыл под душем, а в горле пересохло.
— Как аппарат? — спросил Дубок, протягивая мне мою фляжку с водой.
— Зачёт, Елисеевич, — сказал я, расслабляясь в кресле.