Мы вышли на остановке с монументальным навесом из «белого» кирпича, и вот они, знакомые двухэтажные хоромы. Сумки легче не стали, но близость последнего порога придавала сил.
Взобравшись на второй этаж, я вытолкнул:
— Стучи!
Марина боязливо постучала в дверь с цифрой «семь», до конца не веря, что всё по правде.
— Открыто! — донесся мелодичный Аленкин голос, и я вломился в прихожку, пихая дверь своими чувалами.
Опустил их рядом с вешалкой, выпрямился, разминая слипшиеся пальцы и слыша, как глухо колотится сердце. А из кухни шагнул Марлен — в мятых полотняных штанах и майке-«алкоголичке». Осокин не удивился и не растерялся, он гулко захохотал.
— Аленка! — крикнул мой «дубль». — Иди быстрей сюда!
Девушка выглянула из комнаты, запахивая халатик, и охнула, запищала, захлопала в ладоши. А Марлен протянул руку:
— Ну, здравствуй, бро!
Глава 8
Глава 8.
Улочка больше всего походила на первую линию, где-нибудь на морском курорте, только с поправкой на «глубинную» суть — она пролегала вдоль домов и огородов, тянулась этаким лукоморьем, оставляя нетронутой широкую полосу травянистого пляжа.
Порой в зеленом покрове расступались песчаные проплешины, и то были «коронные» места — куда приятней, выйдя из воды, бухнуться на горячий песок, чем на мягкую, нежную, но прохладную муравку.
Кое-где от берега отходили в озеро дощатые мостки — пацаны с удочками с утра облюбовали их. Лишь у одного такого «пирса» качалась моторка, а лодки попроще сохли на берегу кверху плоским просмоленным дном.
Озеро простиралось вширь и вдаль, окаймленное густыми рощами там, где к нему не подступала застройка. По сверкающей глади медленно тащился рыбак на резиновой лодке.
— Фигней мается, — лениво прокомментировал Марлен. — Клюет у берега, вон там, где тень. Да и то, надо за сутки, а лучше за двое прикормить рыбу…
— Теоретик! — фыркнула Алена с ехидцей. — Что-то не видала я пока твоего улова.
— Рыбку жалко, — ухмыльнулся Осокин.