– Ух ты! – произносит она. – Красота. Всегда о такой мечтала.
Отец склоняет голову, закрывает глаза. У Айрис колет в груди – он чуть не плачет.
– Я знаю, это совсем не то, что нужно. Не то, что я об-б-бещал.
Она сжимает его руку, сама готовая разрыдаться.
– Да нет, мне нравится!
И понимает, что ошиблась. Отец борется вовсе не со слезами, а с зевотой. Не в силах подавить ее, он прикрывает рот тыльной стороной ладони. Судя по всему, Айрис он даже не слышит.
– Я был бы рад, если б у нас получилось все, о чем мы говорили. Полет со Спицы в огромном п-пузыре, вместе. Это все проклятые медмеханизмы, детка. Настоящие гиены – каждая пытается отхватить хоть кусок от трупа. В этом году они сожрали твой подарок. Посмотрим, что будет на следующий. – Он с улыбкой качает головой. – Похоже, я уже вырубаюсь. Единственное доступное удовольствие для человека, у которого полсердца не работает. – Он сонно щурится. – Знаешь, русалки – они поют, когда влюбляются. Я их понимаю. Со мной так бывало.
– Серьезно? – спрашивает Айрис.
– Когда ты родилась. – Он вытягивается на кушетке, борясь с очередным зевком. – Пел тебе каждую ночь. Пока весь не испелся. – Отец закрывает глаза, пристраивает голову на несвежую подушку. – С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя, с днем рожденья, крошка Айрис, с днем р-р-р-р… – Он пытается передохнуть – влажный, затрудненный, тяжелый звук – и закашливается. Стучит себя по груди, отворачивается, пожимает плечами.
Когда Айрис идет к лестнице, ведущей вниз из отцовской соты, он уже спит.
Она захлопывает люк – один из восьми тысяч люков гигантского, тусклого, липкого, пещеристого улья. Кругом пахнет ржавыми трубами и мочой.
Моноколесо Айрис поставила на магнитный замок неподалеку от отцовского отсека, потому что здесь, в Сотах, все, что не приколочено, исчезает, как только отводишь взгляд. Усевшись на просторное красное сиденье, она щелкает выключателем раз пять-шесть прежде, чем понимает: колесо не работает. Сперва решает, что разрядилась батарея. Но оказывается, ее просто нет. Кто-то выдрал ее из паромотора и был таков.
– С днем рожденья меня… – растерянно выводит Айрис.
3
Скоростной поезд скользит с привычным приглушенным свистом, который нарастает и нарастает, пока состав не пролетает под ней, толкая воздушной волной. Айрис любит этот момент, любит, когда ее пронизывает свистом и вибрацией так, что замирает дыхание. Не в первый раз она гадает, что останется от нее, спрыгни она с каменной балюстрады; представляет, как превращается в приятный теплый дождик и алыми каплями моросит на лица подлой себялюбивой матери и бедного беспомощного отца.
Айрис сидит на балюстраде, болтая ногами и придерживая на коленях мутный зеленоватый аквариум. Через несколько минут придет следующий поезд.
Глядя в отравленный хрустальный шар своей судьбы, Айрис видит не будущее, но прошлое. В этот же день, год назад, она, пятнадцатилетняя, отрывалась с пятнадцатью друзьями в пятнадцати сотнях футов под землей, в клубе «Магма». Под полом из прозрачного «голубого хрусталя» булькала лава. Чтобы чувствовать ее тепло, они разулись и топтались босыми пятками всего в полудюйме над струящимися ручейками жидкого золота. Официант – механизм по имени Буб, полированный медный шар, – катался туда-сюда, то и дело приоткрывая крышку на голове, чтобы подать кому-нибудь очередное блюдо. В мерцающем красном свете лица девочек блестели от пота и волнения, хохот эхом отражался от теплых скалистых стен. Они поджарились почти как поросята, которых им принес официант.
К концу вечера все были пьяны друг другом, начались обнимашки и поцелуйчики. Все клялись, что это лучшая вечеринка в их жизни. Охваченная благодарностью Айрис пообещала, что на следующий год все будет еще круче. Они поедут на лифте на самый верх Спицы смотреть звезды – настоящие звезды! – над облаками. Будут пить «пенный ток» и просто подыхать от счастья. Назад, на землю, спустятся в парящих пузырях. А потом наденут Личины и отправятся в Карнавальный квартал – куда до шестнадцати вход воспрещен, – и в них влюбятся все, кто увидит их дорогие новые лица.
В мутной воде что-то возится. Из слизистого осадка выплывает русалка – розовая и мелкая, как креветка, с девичьим личиком и развевающейся зеленой гривой – и опасливо глазеет на Айрис.
– Наверное, ты бы сделала для меня что-нибудь хорошее, – вздыхает Айрис. – Если б могла.