Джек чувствует, что стакан выскальзывает из его руки и вот-вот упадет на кафельный пол, но успевает сжать пальцы.
Очень, очень осторожно он ставит стакан в стальную раковину и бесшумно, словно тень совы на залитом луною поле, бежит в постель.
9
Уснуть он не может. Наконец без десяти пять снова встает и на подгибающихся ногах бредет на улицу.
Небо на востоке уже окрасилось в нежные золотисто-розовые тона. Над дремлющими полями, где едва показались из земли первые зеленые ростки пшеницы, стелется мерцающий туман. Джек идет босиком по мокрой траве к семейному кладбищу: хочет поговорить с Блум о том, что услышал сегодня ночью. Открывает кованые железные ворота, блистающие росой, находит могилу матери, опускается на колени. Перед могильным камнем растут пучками эти странные хризантемы, или «мамочки»: маслянистые зеленые стебли, широкие темные листья. Цветов нет: должно быть, еще рано для цветов.
Обо всем остальном он думать сейчас не может: ни об ATF, ни о том, что случилось с Коннором в Афганистане, где он едва не погиб от дружественного огня. Собственное правительство отправило его на войну и сделало калекой. Что случилось с телом Коннора ниже пояса, в семье никогда не обсуждают, хотя Джек знает: потерянная нога – еще не самое страшное. Он видел Коннора без штанов, видел его пенис – безобразный безголовый обрубок.
«Сам уложу мальчишку, но не позволю правительству его у меня забрать!» Эти слова звучат у Джека в голове снова и снова, и каждый раз – как выстрел в висок. Это и еще: «Бет все из нее вытянула». О том, что́ стоит за этими словами, и думать не хочется.
Дурная, больная злость бурлит в нем; кажется, его вырвет, если сейчас что-нибудь не сломать. Но ломать вокруг нечего, так что Джек хватает обеими руками стебель ближайшей «мамочки» и дергает.
Корни «мамочки» глубоки, и она на удивление прочно держится за землю. Джек сжимает зубы, тянет изо всех сил – и земля начинает расступаться. Как будто на том конце, на корнях висит огромный тяжелый клубень. Джек тянет, зажмурившись, тянет все сильнее, сильнее – открывает глаза – и не может закричать, потому что в легких вдруг не находится воздуха.
Он вытащил из земли
Не целую человеческую голову – только верхнюю часть, до кончика носа. Перед ним женское лицо. Не просто женское – лицо его матери, хоть кожа у нее восковая, зеленоватая, и волосы – не волосы вовсе, а спутанные стебли жесткой травы. Глаза закрыты.
Джек отпрыгивает почти на другой конец могилы. Хочет закричать, что-то сжимает ему горло.
«Мамочка» открывает глаза – белые, мягкие, как луковицы. Ни радужки, ни зрачка. Никаких признаков зрения.
А потом она ему подмигивает.
Тут Джеку наконец удается издать вопль и броситься прочь.
10
Перед обедом, когда солнце разгоняет остатки тумана и выдается передышка в бесконечных домашних делах, Джек снова пробирается на могилу. Видит то место, где наполовину вытащил «мамочку»: теперь она снова ушла в почву, и рыхлая земля вокруг прикрывает… что? Он видит легкую выпуклость: возможно, череп, но может, и просто неровность почвы. Джек ногой подгребает землю к корням «мамочки» и разравнивает, чтобы неровности не было видно.
Он не хочет щупать землю – не хочет знать, что там, – но рука его, словно по собственной воле, тянется к корням соседних цветов. И под каждым кустом он нащупывает твердую выпуклость черепа. Всего шесть.
На сей раз Джек заставляет себя уйти спокойно, хоть ноги у него дрожат.
11
ebooksa