Голос дрожит. Кажется, он вот-вот заплачет.
А Ра снова открывает глаза.
– Этот мужик и его чертова жена на одном самолете с нами. Мы
Мгновение Бобби смотрит на нее как завороженный, широко раскрытыми глазами, и вдруг смеется, громко и весело.
– Но почему мы летим на север? – спрашивает его жена. – Ты думаешь, они могут ударить по Фарго? Могут ударить
Бобби молчит, и она переводит взгляд на А Ра.
Та не знает, что сказать, – не знает, станет ли правдивый ответ новым ударом или актом милосердия. Впрочем, ее молчание – уже ответ.
Женщина плотно сжимает губы. Смотрит на своего мужа и произносит:
– Если нам всем предстоит умереть, хочу, чтобы ты знал: Роберт Джереми Слейт, ты был мне хорошим мужем, и я буду счастлива умереть рядом с тобой.
Бобби поворачивается к жене, звучно ее целует и говорит:
– Шутишь, что ли? Да я до сих пор поверить не могу, что за меня, жирдяя, такая красавица согласилась пойти! Это же все равно что миллион в лотерею выиграть!
Фидельман пожирает их гневным взглядом.
– Черт бы вас побрал! Не смейте делать вид, что вы такие же люди! – И, скомкав мокрую от пива бумажную салфетку, бросает ее Бобби Слейту в лицо.
Салфетка попадает Бобби в висок. Толстяк поворачивается, смотрит на Фидельмана… и снова смеется, тепло, по-доброму.
А Ра откидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза.
Вокруг нее ласковый весенний вечер, она идет вдоль реки к мосту, а с моста на нее смотрит отец.
Она ступает на каменный свод, и отец протягивает ей руку и ведет в благоуханный сад, где уже начинаются танцы.
Кейт Бронсон, кабина пилотов
К тому времени, когда Кейт Бронсон заканчивает полевую обработку ссадины на голове у Форстенбоша, стюард начинает ворочаться и стонать. Она снимает с него очки, кладет в нагрудный карман. Левое стекло треснуло при падении.
– Никогда в жизни, – говорит Форстенбош, – за двадцать лет работы я не падал в самолете! Я же в небесах как Фред Астер! Нет, как Грейс Келли – могу всю работу стюардов выполнять в одиночку, задом наперед и на каблуках!