Полный газ

– Не было времени останавливаться там и звонить. Просто притормозите у какой-нибудь будки. Где угодно.

– Около «Мамочкиных ручек» есть одна. Всего в паре кварталов.

– «Мамочкины ручки»? А что это такое? Паб? – голос Сондерса сорвался, словно у четырнадцатилетнего пубертатного юнца.

– Лучшее заведение в городе. И единственное в своем роде. Если бы я знал, что вам именно туда надо, я бы не взял с вас денег. У меня совесть есть.

– Плачу тройную таксу. Денег у меня много. Я самый богатый человек из всех, кто когда-либо сидел в этой занюханной машине.

– Ну разве я не везунчик? – произнес водитель. Этому деревенскому придурку и в голову не приходило, что Сондерса почти разрывает на части. – А что случилось с вашим шофером?

– Что?

Вопрос Сондерс не понял: возбужденный и расстроенный, он едва его услышал. Они остановились у светофора, и Сондерс повернул голову к окну. На перекрестке нежничали два тинейджера. С ними – пара собак: они прижимались к хозяевам, хвосты нервно хлестали по бокам, видно, ждали, пока молодежь закончит с поцелуями и позволит собакам погулять. Только с подростками что-то было не так. Такси снова двинулось, когда до Сондерса дошло, что именно. Раздраженно хлещущие хвосты – а где, собственно, они крепились к собакам? Теперь он вообще сомневался, что в компании на перекрестке была хоть одна собака.

– Где мы? – спросил Сондерс. – Где я? Это Фоксбиф?

– Близко даже не Фоксбиф, сэр. Это Верхний Вулвертон, – ответил водитель. – Так его частенько зовут. А как еще нашу глухомань назвать? Не глухоманью же? Хотя самый край известного мира, да.

Он неспешно проехал вдоль весь следующий квартал и подрулил к бордюру. На углу располагалось кафе: большие блестящие витрины ярко светились в темноте золотыми квадратами, стекла запотели изнутри. Даже с заднего сиденья прочно запертой машины Сондерс слышал раздающиеся в заведении звуки. Похоже на псарню или зоопарк.

У парадной двери топталась небольшая группка. Резная деревянная пестрая вывеска у двери изображала волков на задних лапах, собравшихся вокруг стола, в центре коего размещалось большое серебряное блюдо, и на нем – красиво разложенные бледные человеческие руки.

– Вам сюда, – оповестил таксист.

Он обернулся, и его морда почти прижалась к стеклу, которое разделяло места водителя и пассажира. На стекле оседал белый пар.

– Я имею в виду, можете позвонить отсюда. Правда, боюсь, придется пробиваться с боем.

Он издал фыркающий звук; Сондерс решил, что это смех, хотя больше походило на то, как собака пытается выкашлять ком шерсти.

Сондерс не ответил. Он сидел на черном кожаном сиденье и пялился на толпу у двери «Материнских ручек». А они, они тоже смотрели. Некоторые направились к такси. Сондерс твердо решил не издавать ни звука, когда его поволокут наружу. В Кашмире он научился сохранять безмолвие, и если хватит силы, ему придется потерпеть всего минуту-две, – а потом безмолвие обойдется без его помощи.

– Хорошее семейное заведение, вот что здесь, – пояснил водитель. – Вот уж где подают отличный обед. И знаешь, приятель, ты подоспел как раз вовремя.

У серебристых вод озера Шамплейн

«Бамс! Бамс!» Робот прошаркал в непроглядную черноту спальни и замер, уставившись на людей.