Бойцу испытывать такой страх стыдно. А избалованному тридцатилетнему мальчику, для которого разбитый при падении локоть — уже нестерпимая боль, бояться можно и нужно. Бояться тех, у кого власть, у кого деньги, у кого в руке нож.
— Изабо, — позвал он и вдруг понял, что эта женщина — не Изабо, и страх усилился. Память таяла прямо на глазах, вторая память с трудом пробивалась через бетонный пласт, образовавшийся в душе. И уже непонятно было, что за имя такое — Изабо, а несколько мгновений спустя имя тоже испарилось.
Зато голову охватил жар.
Жар, боль, ощущение своей полнейшей беспомощности, как во сне, когда только пробуждение спасет от кошмара, но проснуться никак не удается…
Однако прежняя память понемногу одолевала ту, вернувшуюся из небытия.
Женщина, сидевшая на стуле, не была Изабо, но это личико, это неулыбчивое личико было известно Бетанкуру… уже почти не Бетанкуру…
Он не понимал, что жизнь вытекает из него, так был занят погоней за обрывками памяти — и одной, и другой.
А женщина смотрела на него, морща лобик и сдвинув светлые бровки. Даже не на него — на лужу крови, что росла и ширилась возле его раскинутых ног.
В словаре Анюты не было слова «артерия», а слово «вена» относилось к той поре, когда она носила Феденьку и ей что-то кололи внутривенно. Анюта не понимала, да и не могла понять, что выпущенные из подвала пули повредили артерию, и Митенька терял кровь, вместе с кровью — жизнь.
Но несколько минут спустя ей стало страшновато. И захотелось убраться отсюда подальше.
Ходить ей было очень трудно, коляска осталась на улице. А меж тем следовало бы встать, добраться до двери, отворить ее и позвать на помощь.
Да, отворить дверь — и Анюту вынесут из этой комнатки с экранами, вытащат на улицу, посадят в больничную коляску, вернут в палату…
А уходить отсюда нельзя. Там, внизу, «мальчики» и «девочки», «мальчики» и «девочки»…
Встать — невозможно! Страшно больно и невозможно. Так сказала себе Анюта. И не встала.
Митенька позвал ее по имени. Он просил помощи.
— Дверь открывается совсем просто… — говорил он. — Подойди, открой, мне плохо, я не могу… Подойди… помоги мне… Мне плохо…
— Мне тоже плохо, — сказала Анюта.
Внизу были «мальчики» и «девочки», от которых нельзя далеко уходить. И какие-то опасные люди были внизу. Надо просто подождать, пока им надоест там сидеть.
«Мальчики» и «девочки» необходимы. Они — надежда вернуть мужа и жить, как полагается, в семье, растить Феденьку, родить еще ребенка. И чтобы не приходилось ездить на рынок за дешевой картошкой. Чтобы всей семьей ездить на курорты в Турцию и Египет. Чтобы гулять с детьми в норковом полушубочке. Чтобы машина была, чтобы дача была, чтобы все, как у людей.
— Да помоги же, — умолял Митенька. — Открой ты эту чертову дверь, я не могу… Позови… Или сама меня перевяжи…
ebooksa