— Мы уйдем только с плитой, — добавил Ричард Арнольдович. — И с детьми, и с этой дурой. Если нас выпустят, они останутся живы.
Он ни слова не сказал о том, что нужен транспорт для плиты. Видимо, как это сделать, для себя он уже решил.
— Да поймите вы, дом, через который вы вошли, очень старый. Если начать там что-то ломать — он рухнет и всех похоронит! — Не услышав возражений, Лео продолжала: — Вытащить плиту можно только через «Трансинвест». Но если не знать ее секрета, это просто большой кусок камня. Секрет знаю я. Только я! Меняю и плиту, и секрет на детей и их маму!
— Сперва — секрет, — сказал Ричард Арнольдович. — У тебя десять минут. Не будет секрета — не будет детей…
— Они сошли с ума… — прошептала Лео.
Кучер Клаус подсматривал и подслушивал, но тайну он узнать не мог, до этой тайны докопался только покойный прадед. Люди, засевшие в подвале, были простодушны, даже примитивны — и этим страшны. Они поставили цель, шли к ней напролом и не обременяли себя умственными выкладками. Довольно было того, что они сплели интригу, чтобы проникнуть в квартиру Кириллова и в сауну.
Им казалось, что все очень просто. Они выследили плиту, они ее захватили, у них наверняка поблизости стоит грузовичок, чтобы вывезти сокровище. За рулем, возможно, Надя или шустрая Таисья Артуровна.
И они все рассчитали — после первого убийства там, наверху, сделают все, чтобы не допустить второго, третьего и четвертого. И даже позволят уйти. А скорее всего — и убивать не придется, достаточно угрозы.
Кречет снова сжал плечи Лео. Что он хотел этим сказать? Что передать? Или сам не осознавал от волнения, что творит?
И вдруг до нее дошло. Он всего лишь беззвучно сообщал, что пришел сюда охранять свою женщину.
Она не хотела быть его женщиной! Оба были слишком сильны и упрямы — их любовь продлилась бы не более недели. Но это была бы безумная неделя! Они даже не разругались бы в пух и прах — просто молча сбежали из общего логова. Потом, через несколько лет, возможно, стали бы друзьями… или повторили попытку?..
Лео вдруг поняла: однажды этот человек возьмет ее силой. Мысль была нестерпимая — но хуже всего, что ей вдруг захотелось вступить с ним в борьбу, сопротивляться до последнего, и сдаться, потому что невозможно скинуть с себя его тяжелое тело, и потом, потом…
Она ощутила знакомое волнение. Более того — волнение передалось Кречету, он прижал Лео, ее спина так слилась с его грудью, как будто их спаяли горячим серебром. Она попыталась вырваться, он не пускал.
Это было именно то, чего она желала. Внезапное и яркое, ярчайшее — как тогда, когда они мчались на байке, только сейчас сзади был он.
Что сработало? То ли, что цепкие пальцы не позволяли вырваться?
Напряжение росло, и Лео, сама того не желая, застонала, сперва совсем тихо, сквозь зубы, потом громче.
И тут в проломе возникло синее сияние. Оно металось, мельтешило, и Лео поняла: вот та огромная искра, о которой писал прадед. Только она там, кажется, была не одна.
— Смотри, смотри! — от волнения охрипнув, закричал Эдгард.
— Да, да, да! — отозвался Аскольд.
Лео тяжело дышала. Она тоже, как Эдгард, временно лишилась голоса.