Страна ночи

22
18
20
22
24
26
28
30

Иоланта шагала по улице стремительно, не оглядываясь по сторонам. Финч боялся потерять ее или напроситься на излишнее внимание торговцев, а потому старался не отставать, но по пути что-нибудь то и дело останавливало на себе взгляд. Витрина, вся увешанная маленькими, мутноватыми картинками с изображениями русалок. Еще одна витрина, затянутая невесомой паутинкой, а в ней – украшения в форме насекомых. Голубые глаза мужчины, продающего жестянки с чаем, – он уже потянулся к Финчу с улыбкой, и тот поспешно отошел. В нише между двумя магазинчиками разыгрывалось перед пыльным занавесом кукольное представление. Две деревянные марионетки на одной крестовине дергались на фоне декорации с изображением знакомого города. У куклы-девочки была шапка светлых волос, у мальчика – темное облако. Они вдвоем держали в руках зеленую книгу, на обложке которой мелкими золотыми буковками было вытиснено заглавие.

– Погоди, – попросил Финч и замедлил шаг, но Иоланта схватила его за руку и уволокла в сгущающуюся толпу.

– Будешь останавливаться, тебя заставят что-нибудь купить.

Они пошли дальше, мимо все более навязчивых продавцов с их товарами – сваленными грудой на прилавке балетными туфельками и шишковатыми фруктами, мимо витрины с телефонами (и на подставках, и с вращающимися дисками, и «принцессы», и смартфоны), на которую Финч волей-неволей оглянулся, и наконец остановились у магазинчика, мимо которого сам Финч прошел бы, не заметив. Витрина у него была из матового стекла, штора плотно задернута. Иоланта постучала в дверь, заговорщицки подмигнув Финчу. Как будто они тут шутки шутят. Как будто он тоже в курсе, где они и кого сейчас увидят. Он сжал пальцы на ремне своей сумки, собранной в Сопределье одни неполные сутки и два мира назад.

Дверь им открыла настоящая живая баба-яга – с молочно-нефритовыми глазами, с торчащими вперед, как у Джорджа Вашингтона, зубами и дубленой кожей стареющей французской кинозвезды. Ростом она была с воробья, но двигалась прямо как линкор: неторопливо, решительно, держась рукой за поясницу.

– Ты-ы, – недовольно протянула она, глядя на Иоланту. – Явилась незнамо откуда, приволокла незнамо кого, торговать незнамо чем. Стерва ты бесстыжая.

– Привет, бабушка Джун, – преспокойно ответила Иоланта. – Знаю-знаю, меня долго не было, ты уж тут меня похоронила, да, я ужасный ребенок, могла бы и написать – но вот она я. Ты меня простишь?

Женщина пренебрежительно махнула рукой.

– А это смотря что ты мне принесла. Заходите давайте, не топчитесь у дверей, не то сейчас весь рынок слетится на свежих покупателей.

– Она что, правда твоя бабушка? – вполголоса спросил Финч.

– Да ты что, нет, конечно. Ты смотри, спиной к ней не поворачивайся – она у тебя живо все золото выудит, если решит, что это ей с рук сойдет.

Дверь за ними захлопнулась со зловещим щелчком, и Финч заморгал от неожиданной темноты. Впрочем, полной темноты не было – был красноватый полумрак, как в кузнице или у дракона в брюхе. Это была не то лавка древностей, не то магазин подержанных товаров с сильным уклоном в эзотерику. Он был весь завален какими-то тонкими металлическими инструментами, телефонами с открытыми микросхемами и всевозможными резными деревянными штуковинами, вызывавшими подозрения, что где-то в тайном отделении у них прячется клинок.

– Ну ладно. – Бабушка Джун юркнула за прилавок, зажгла лампу, и все трое оказались в кругу яркого белого света. – Что вы мне принесли?

Иоланта представила Финча с таким видом, будто срывала драпировку со статуи.

– Утильщик, только что из Сопределья.

– Из Сопределья? Утильщик? Да что там сейчас собирать-то? – Старуха потерла щетинистый подбородок. – И поделом ей, скажи, а? Ну, нечего тут краснеть. Давай показывай, что там у тебя. Мне не привыкать.

Финч сунул руку в сумку, вытащил первое, что подвернулось, – подзорную трубу из дома Хансы – и выложил на прилавок.

Бабушка Джун так и ахнула. Рука у нее дернулась, чтобы схватить трубу, но замерла в воздухе. Наконец она осторожно взяла вещицу и поставила на ладонь, будто на весы.

– Ну как? Угодила я тебе? – Глаза Иоланты лукаво щурились.

Джун будто не слышала.