Золотая цепь

Корделия, которая сидела перед зеркалом и расчесывала волосы, вздохнула. Она полночи плакала, в ужасе осознав, в какое положение поставила брата, привязавшись к нему со своим непрошеным сочувствием. Она знала, что не заслуживает никаких подарков, да и вечера в Адском Алькове, если уж на то пошло.

– Скорее всего, это от Люси…

Мать уже развернула упаковку и открывала коробку. Райза отошла к двери; судя по выражению ее лица, ее встревожило радостное возбуждение Соны. Зашуршала тонкая бумага, и Сона громко ахнула:

– О, Лейли!

Корделия, будучи не в силах сдержать любопытство, поднялась со стула и подошла к матери. И, в свою очередь, ахнула. Сона извлекла из коробки дюжину платьев: дневные платья и чайные платья, потрясающие вечерние наряды сочных, насыщенных цветов. Здесь было бирюзовое кружево, хлопчатобумажные ткани цвета корицы, винного цвета, ярко-зеленые шелка, шелка цвета кларета, бордовые, золотистые, темно-розовые.

Сона взяла шелковое платье бронзового цвета с отделкой из шифона на корсаже и подоле.

– Какое красивое, – произнесла она с некоторой неохотой. – Это от Джеймса, верно?

Корделия, оправившись от изумления, заметила среди чайных платьев небольшую карточку с буквой «А» и сразу же сообразила, от кого коробка. Но ей показалось, что если мать поверит в то, что это подарок Джеймса, она позволит ей надевать новые наряды. И Корделия не стала переубеждать Сону.

– Как это мило с его стороны, тебе не кажется? – заметила она. – Я могу надеть новое платье сегодня – в Институте будет вечер.

Сона восторженно заулыбалась, и на сердце Корделии легла свинцовая тяжесть. Теперь мать сочтет, что у Джеймса имеются серьезные намерения. Какая ирония, подумала она; впервые в жизни их с матерью желания совпали, но этим желаниям не суждено исполниться.

Ровно в девять Анна заехала за Корделией в новеньком черном экипаже. Корделия поспешила к дверям, закутавшись в накидку, несмотря на то, что вечер был теплый, и забралась в карету, не обращая внимания на просьбы матери прихватить еще и перчатки, а может быть, даже муфту.

Сиденья кареты были обиты алым бархатом, медные детали и гвоздики ослепительно сияли. Анна сидела, небрежно скрестив длинные ноги. Она была одета в элегантный черный мужской костюм с белой накрахмаленной рубашкой. В галстуке поблескивала аметистовая булавка – такого же цвета, как глаза Кристофера; пиджак облегал узкие плечи и тонкие руки молодой женщины. Анна была совершенно спокойна, и Корделия позавидовала ее всегдашней уверенности в себе.

– Спасибо, – застенчиво заговорила Корделия, когда экипаж тронулся. – Платья просто замечательные… тебе не обязательно было…

Анна небрежно отмахнулась от благодарностей.

– Это абсолютно ничего мне не стоило. Одна портниха-оборотень кое-чем мне обязана, а Мэтью помог мне подобрать ткани. – Она приподняла бровь. – Итак, что же ты решила надеть сегодня?

Корделия сбросила накидку и продемонстрировала наряд из блестящего шелка цвета бронзы. Прикосновение тяжелой, прохладной ткани напоминало ощущение, испытываемое при погружении в воду; шифоновая отделка мягко касалась щиколоток. Платье оказалось также довольно практичным – мать помогла Корделии спрятать Кортану в ножнах на спине, между тканью и корсетом. Анна одобрительно прищелкнула языком.

– Да, Корделия, тебе идут насыщенные цвета: винно-красный, изумрудный, бирюзовый. Элегантный покрой и простота, никаких рюшей.

Карета свернула в сторону Вест-Энда. Было что-то волнующее в этом путешествии к сердцу Лондона, прочь от аккуратных домов и зеленых скверов Кенсингтона, навстречу толпе людей и бурлящей жизни.

– У нас есть какой-нибудь план? – спросила Корделия, пристально глядя в окно, на площадь Пикадилли. – Что мы будем делать, когда приедем туда?

– Лично я буду заниматься соблазнением, – сообщила Анна. – Вы будете отвлекать гостей или, по крайней мере, постараетесь мне не мешать.