Да, Корделия действительно выглядела прекрасно. Она приехала с матерью и братом. Величественная Сона в темно-зеленом платье и длинном шарфе из черного бархата, покрывавшем голову, походила на вдовствующую королеву. Алистер… Люси заметила его только после того, как он протянул лакею шляпу, и она сообразила, что он перекрасил волосы в свой натуральный черный цвет. Ей показалось, что новая прическа больше подходит к его оливковой коже.
Но прежде всего, естественно, Люси интересовала Корделия. На ней было узкое темно-синее шелковое платье с чехлом из золотого тюля. Рукава были отделаны рюшами, а волны газовой и шелковой ткани, украшавшие корсаж, были заколоты на груди брошью с полупрозрачным камнем. Райза вплела в прическу девушки жемчужины, и крошечные перламутровые шарики поблескивали среди волнистых прядей цвета красного дерева.
Джеймс взял ее руки в свои и поцеловал ее в щеку. Судя по всему, они с Корделией прекрасно понимали, что все гости с любопытством смотрят на них и ехидно перешептываются. Несмотря на то, что за признанием Корделии, сделанным на заседании Анклава, последовала помолвка, этой скандальной истории суждено было еще полгода оставаться темой для светских сплетен и пересудов.
Люси это раздражало. Она решительно направилась к семье, лавируя между группами гостей, но ее остановил Томас, который держал на руках их маленького кузена Александра. Последние несколько дней ребенок находился на попечении большого брата, поскольку тетя Сесили и дядя Габриэль помогали Тессе готовиться к празднику. Высокий, мускулистый Томас очень мило смотрелся с малышом на руках, хотя Люси ни за что не сказала бы ему об этом – чтобы не зазнавался.
– Люс, – жалобно обратился к ней Томас. – Я должен поздороваться с Корделией и Алистером. Ты не подержишь минутку этого неугомонного младенца?
– Я не младенец, – сообщил Александр, посасывая палочку лакрицы.
– Можно, – нехотя ответила Люси, – однако не сказала бы, что мне этого особенно хочется.
– Мэтью, – требовательно произнес Александр. Мэтью был его любимцем среди взрослых. –
– Не думаю, что Оскара сюда приглашали, старина, – сказал Томас. – Как-никак, он пес.
– Мне кажется, тебе лучше поискать Мэтью, – посоветовала Люси, глядя на недовольное личико ребенка. Томас криво усмехнулся и скрылся в толпе.
Люси с восторгом заметила среди гостей Магнуса Бейна, отдаленно напоминавшего пирата – на нем был жилет с рубиновыми пуговицами и рубиновые серьги. Определенно, он произвел фурор среди Сумеречных охотников.
Люси находилась посередине зала, когда Чарльз, который слегка пошатывался, словно уже успел где-то набраться, залез на скамью и постучал фамильным перстнем о свой бокал.
– Прошу прощения! – воскликнул он, и гости постепенно притихли. – Я хотел бы сказать несколько слов.
Эрондейлы были слишком добры к Корделии, когда приняли ее в свою семью. Она не знала, как смотреть в лицо Уиллу и Тессе, которые понятия не имели о том, что все это – лишь спектакль. Она не была их новой дочерью. Они с Джеймсом собирались развестись через год.
Джеймс тоже был ужасно добр и ужасно любезен. За дни, прошедшие после их помолвки, у Корделии постепенно возникло убеждение, что она нарочно заманила его, заставила жениться на себе. Оба прекрасно понимали: если бы она не пожертвовала своей репутацией ради того, чтобы предоставить ему алиби, он сейчас сидел бы в тюремной камере в Безмолвном городе. После такого он просто обязан был сделать ей предложение.
Да, Джеймс улыбался всякий раз, когда взгляды их встречались – улыбался своей очаровательной улыбкой, словно хотел сказать Корделии, что она чудесна, что он счастлив с ней. Но это не помогало; Корделия говорила себе, что у Джеймса доброе сердце, только и всего. Он не любил ее, ничто не могло этого изменить.
К немалому изумлению Корделии, Алистер поддерживал ее последние несколько дней и служил ей огромным утешением. Он приносил ей чай, играл с ней в шахматы, словом, всячески старался отвлечь ее от неприятных мыслей. Они почти не говорили о возвращении Элиаса. Корделия не помнила, чтобы брат хоть на минуту оставил ее одну в доме – он даже не виделся с Чарльзом.
Как раз в этот момент Чарльз забрался на скамью и закричал, желая привлечь к себе всеобщее внимание; люди оборачивались, перешептывались, но постепенно шум утих. На лицах гостей и хозяев отразилось недоумение. Сона нахмурилась: очевидно, сочла, что Чарльз ведет себя крайне невоспитанно. Если бы она только знала, мрачно подумала Корделия.
– Позвольте мне первому поднять бокал за счастье молодых! – заорал Чарльз и взмахнул бокалом. – За Джеймса Эрондейла и Корделию Карстерс! От себя хотелось бы добавить, что я всегда относился к Джеймсу,
– Как к младшему брату, которого ты перед всем Анклавом обвинял в разрушении оранжерей, – пробормотал Уилл.