– Но дядюшка, – сказал я. – Вы говорите так, будто все, о чем рассказывается в ваших историях, случалось на самом деле.
У дядюшки Монтегю сверкнули глаза и недоуменно выгнулась бровь. Я почувствовал, что он меня поддразнивает, и от этого у меня загорелись щеки.
– Но разве так бывает? – спросил я. – Откуда бы вам, сэр, знать то, о чем вы рассказываете? Ведь вряд ли все эти события разворачивались у вас на глазах, а главные действующие лица, насколько я понимаю, едва ли имели возможность вам о них поведать.
Дядюшка улыбнулся и поднял вверх руки, как бы признавая поражение.
– Думай что хочешь, Эдгар, – сказал он. – Думай что хочешь.
Должен признаться, мне было весьма приятно отстоять свою точку зрения. Дядюшка же, словно забыв обо мне, направился к окну, раздвинул шторы и уставился во мглу. Губы у него шевелились, но до меня не долетало ни звука. Выглядело это так, будто он беззвучно, одними губами, говорил что-то кому-то за окном. Я там никого не видел. Впрочем, даже если бы у дома собралась целая толпа суфражисток[5], в таком непроницаемом тумане мне бы их все равно не было видно. В то же время отрешенное выражение, с каким дядюшка смотрел на улицу, не на шутку меня озаботило.
– Сдается мне, Эдгар, тебе пора домой, – вдруг ни с того ни с сего заявил он.
У меня екнуло в груди. Туман, как я уже говорил, был по-прежнему плотным и отнюдь не располагал к прогулкам, да к тому же мне не хотелось оставлять дядюшку в таком странном расположении духа. И коль скоро именно заданный мной вопрос выбил его из колеи, я решил исправить содеянное и для этого выманить у него еще одну историю.
– Сэр, я хотел вас спросить… – начал я.
– О чем, Эдгар?
– Об этой позолоченной раме. – Я показал на нее пальцем. – Мне интересно, что в ней такого «пр
– Тебе и правда это интересно? – ухмыльнулся он. – Я-то полагал, что бредни глупого старика тебя уже порядком утомили.
– Ничего подобного, сэр, – ответил я. – Наоборот… То есть я хотел сказать, что не считаю вас глупым.
– Мне приятно это слышать, Эдгар.
На этом мы без лишних слов вернулись каждый в свое кресло. Дядюшка Монтегю молитвенно сложил руки перед лицом, потом опустил их на колени, откинулся на спинку кресла и начал рассказывать.
Позолоченная рама
Услышав, что мама вернулась, Кристина и ее сестра Агнес наперегонки сбежали по лестнице. Миссис Уэбстер ездила на встречу с семейным поверенным в Лондон и наверняка возвратилась с гостинцами.
– Так, девочки, – сказала она, когда они подбежали к ней в холле. – Я вижу по вашим лицам, что вы ждете гостинцев, но их больше не будет. Мистер Анвин говорит, что нам пора начинать жить по средствам. Он, конечно, отвратительный, никчемный наглец, но в нынешних обстоятельствах мы вынуждены его слушаться.
– Мама, значит, мы бедные? – спросила Агнес.
– Разумеется, нет, – ответила Кристина. – Не говори глупостей.