Лазурь на его пальцах

22
18
20
22
24
26
28
30

«О Джеймс! Я все-таки тебя нашла!»

В комнате я заметила и еще кое-какие попутные детали. Тюбики с краской были знакомо стиснуты посередине, точно тюбики с зубной пастой. Чистые кисти оказались выстроены по ширине и материалу щетины. Все инструменты и краски лежали слева от мольберта, потому что он был левшой. В точности, как Джеймс.

От соседней комнаты – той, которая была заперта, – послышался звук льющейся воды. Раздался щелчок запора дверной ручки, скрипнул пол, и в дверях появился Карлос. Он замялся на входе, недоуменно заморгав.

– И как вы мне это объясните?! – указала я на мольберт с холстом.

Он стиснул зубы и, прищурившись, взглянул на банку с краской, которую я держала в руке. Надо думать, его личная студия считалась недосягаемой для приходящих на занятия учеников, и мое появление в ней застигло его врасплох. Но дверь оказалась не заперта, и я свободно проникла внутрь, подглядев тот образ, что преследовал его из прошлой жизни, которой он не помнил – или же предпочел забыть.

При этой мысли мои пальцы, державшие краску, будто окаменели. А что, если Джеймс просто не хотел на мне жениться? Что, если он предпочел мне искусство? Или их внутрисемейные претензии по части бизнеса вынудили его отказаться от всего, включая и меня? И вот он выкрал свои работы, имитировал собственную смерть, да и уехал прочь. И начал жизнь заново.

В какой-то момент я поняла, что мои соображения как-то не стыкуются с реальностью. Все они были лишены смысла и логики, за исключением одного: я была не нужна Джеймсу.

При осознании этого факта у меня невольно распахнулись глаза, и то бремя, что долгих девятнадцать месяцев давило мою душу, покатилось по щекам крупными и частыми слезами.

Карлос обеими руками потер лицо, быстро окинул взглядом комнату и наконец уставился на меня:

– Что случилось?

– Ничего… – Тут я от души выругалась. – Да все, на самом деле! Я уже не знаю, что и думать. – Я небрежно утерла слезы плечом. – Я так рада, что тебя нашла – и все равно страдаю из-за того, что тебя нет. Да черт тебя дери! – вскинулась я на него. – Какого черта ты тут делаешь, Джеймс?!

Тот напрягся:

– Я не Джеймс.

– Тогда объясни мне вот это! – Я ткнула пальцем в свое изображение на мольберте. – А еще вот то, – указала я на составленные у стены картины Джеймса. – Можешь мне объяснить, почему ни один из этих пейзажей нельзя увидеть в Мексике? Ты в курсе, что все это Калифорния? Ты не находишь это странным?

Его глаза полыхнули гневом.

– Во-первых, это моя студия. Это частная территория. А во-вторых, эти картины – вообще не ваше дело!

– Очень даже мое, поскольку рисовал-то ты меня! – выпалила я.

– Ничего подобного, это не вы! – парировал он. – Я вас и знать не знал до позавчерашнего дня. Это… – Он чертыхнулся себе под нос и, обойдя мольберт, указал пальцем на холст: – Эта женщина снилась мне почти что каждую ночь. Один и тот же сон, снова и снова, и… – Запнувшись, Карлос отвернулся.

Чувствовалось, что он сильно растерян, возможно даже мучим стыдом, злясь на самого себя, что так резко мне огрызнулся.

– Я никогда и никому о ней не говорил. Даже… – Он оборвал себя на полуслове и мрачно покачал головой.