Небеса всё знают

22
18
20
22
24
26
28
30

– Так категорично? – Хмыкаю я.

– Да, именно. Ты будешь писать письма тем, на кого ты держишь обиду или же перед кем хочешь извиниться.

Повисает молчание, пока я ошарашено перевариваю её слова. Бросаю взгляд на листы, затем на ожидающую девушку. Затем снова и так до бесконечности, пока до меня не доходит нелепица данного предложения.

– Рехнулась? Ни за что! Это настолько глупо, что я даже обсуждать не собираюсь.

– Возможно и рехнулась, но мне это помогает. Поверь мне, Флинт, когда я продала свою девственность, то ничего не чувствовала кроме грязи. Да, радовалась тому, что нашла вариант, чтобы купить лекарства для брата обманом, но это всё было во мне. Я несла в себе эти гадкие ощущения, а с каждым днём на них липли ещё более мрачные и ужасные мысли. От этого следовало избавиться. Я села и начала писать. Писать всё, что чувствовала, не скрывая ничего. Писала всем, на кого в тот момент накопилась жуткая обида. И одним из этих людей был ты, Флинт. Я писала тебе письма бесчисленное количество раз. А после того как выплеснула все эмоции на бумагу, и внутри меня образовалась пустота, то я их ликвидировала. Ты не будешь никому их отправлять, но честным должен быть к самому себе. Да, ты считаешь, что это идиотизм, хотя лучшего способа очистить себя я не нашла. Поэтому делюсь с тобой.

Моргаю, теперь я ещё более шокирован этим методом, но задумываюсь о том, что терять мне нечего. Я и так всё потерял.

– И этого никто не увидит? – Уточняю я.

– Никто. Ты это делаешь для себя, а не для других. Вот в этом деле эгоизм расцветает с той стороны, которая помогает человеку двигаться дальше. И ты даже можешь использовать нецензурную брань, как и насилие, вроде драки. Но чтобы писать это, тебе следует быть максимально открытым и честным. Это будет сложно, поверь, я знаю. Порой мы сами боимся признаться в том, что нас тревожит, и какие страшные мысли бродят в голове. Трусим перед собой, чтобы быть не идеальным созданием, а обычным. Из плоти и крови. Со своими минусами и плюсами. И даже если эти минусы перекрывают плюсы, ты должен их знать, чтобы менять себя. Так что скажешь, рискнёшь? – Джесс наклоняет голову набок, а я сглатываю от предстоящего.

– А если я не смогу? Если это страшно говорить правду? – Тихо произношу я.

– Сможешь. Ты же не трус, Флинт. Да, сначала очень страшно увидеть себя и тех людей в ином свете. Не таких, как ты их представлял в своей голове. Но именно письмо помогает понять самого себя. И когда ты это сделаешь, то ты забудешь о страхе. А это тебе необходимо. Не бояться жить, – она встаёт и обходит меня, останавливаясь позади.

– Давай, Флинт, брось вызов прошлому и напиши каждому, кто оставил в твоей душе след, хороший или плохой, всё, что ты об этом думаешь. Опиши свои эмоции и мысли, расскажи этим людям о том, как ты себя чувствовал в тот момент. И представь, таким образом ты донесёшь до них всё, что тебя тревожит. Я буду на заднем дворе, – она оставляет мягкий поцелуй на моей щеке и направляется к двери.

– У тебя всё получится, и ты станешь тем, кого я знаю, Флинт, – Джесс подмигивает мне, скрываясь на веранде.

Так и сижу на этом месте, обдумывая слова девушки, странным образом оставившей меня одного у края. Есть прошлое, о котором ты хочешь забыть, а оно не выходит из головы. Есть настоящее, о котором я не хочу забывать, но для него нет места в моём сердце, потому что оно забито злостью, обидой и раскаянием. Взвешивать эти понятия сложно, выбирать ещё сложнее.

Поднимаясь, подхожу к веранде и облокачиваюсь о раздвижную дверь. Джесс возится с землёй, совершенно не представляя, что я сейчас стою на пороге самого тяжёлого решения в своей жизни. Она верит в то, что в обычном мире примут за нездоровое отклонение. Но каждый человек болен по-своему. Каждый из нас с рождения уже неправильный, имеющий разные склонности и предубеждения. А ещё существует чистая болезнь, ею поражена Джесс. Она пытается научить меня чему-то иному, отличному от привычного, а точнее, искусственно созданного в моей голове. И, наблюдая за ней, за этой юной девочкой, понимаю, что хочу быть тем, кто заставит её улыбаться и покажет на своём примере, что всё можно изменить. Ведь она смогла, а я желаю ей соответствовать. Ведь я влюблён в неё, но пока нет возможности поделиться с ней этим, потому что моё сердце не может полноценно биться из-за прошлого. И эти мысли перевешивают страх.

Подхожу к листам и ручке, собираю всё и направляюсь к себе. Нет, в спальню Джесс. Отчего-то именно эта комната заставляет меня быть честным. Здесь чувствуется её аромат, и это поможет мне сделать то, что я пока не представляю.

Сажусь за стол и смотрю на белую бумагу. Писать. Но я даже не знаю, с чего начать. Это напоминает следующее: «Здравствуйте, меня зовут Флинт, и я патологический придурок, проживший впустую, и теперь хочу обсудить это».

Цокаю от своих мыслей и поднимаюсь со стула. Очень глупо. Мне тридцать лет, а я должен написать о том, что чувствовал в прошлом. Замечаю сигареты и зажигалку Джесс, лежащие на подоконнике. Не задумываясь, закуриваю и наслаждаюсь горечью, такой привычной за последнее время. Мама не поощряла этого, а отец ругал, но именно из-за этого я и курил, чтобы досадить им. Наверное, так делают все дети, когда им что-то запрещают. А сейчас меня даже некому поругать, а я бы так хотел этого. Оправдываться перед ними, стыдится, а потом снова делать всё наперекор им. Даже не понимал, насколько я был тогда богат. У меня было всё. А сейчас только пепел и чистый лист бумаги.

Тушу сигарету и возвращаюсь к столу. Мама и папа. Мне так жаль, что только с потерей, я начал понимать многое. Точнее, когда вернулся на кладбище и испытал боль из-за того, что ничего нельзя изменить. Я был плохим сыном, и эти слова раскаяния ложатся быстро на бумагу, наполняя моё сердце печалью, а глаза туманятся. Мне стыдно за то, что они не могут мной гордиться, когда это было моей целью. Я хотел им доказать, что я оправдаю их надежды, а потом эти мысли стёрлись из-за других желаний. Низких. И первой моей ошибкой был отъезд из Саванны. Я сбежал от тех, кого любил где-то глубоко. Забыл о том, что именно их любил, променяв на Коллин.

Коллин. Она хоть представляет, насколько мне было больно помогать ей? Нет. Она даже не думала обо мне, только о своём парне и будущем, используя меня. А я из-за неё игнорировал звонки Зои, ругался с ней в те редкие моменты, когда был пьян и нечаянно отвечал. Да, я тоже был ужасен в то время, легко позабыв обо всём, и утаивал истинные причины моего поведения. Возможно, если бы я остановился и подумал, то многое бы заметил. К примеру, наигранную любовь Гейл. Это было особое время, когда я считал, что нашёл в этой девушке всё, что мне было необходимо. Я планировал многое с ней, работал для неё, и это было второй моей ошибкой. Может быть, она тоже видела во мне другого мужчину, не того, кем я был с ней. Вероятно, я не желал понимать, что мы не подходим друг другу, а был поглощён её положением в обществе и использовал его. Ведь её семья была богата, имела определённый вес в тех кругах, где я нашёл своих будущих заказчиков. Была ли измена настолько болезненна? И да, и нет. Я был обижен, зол и готов был разорвать её за предательство. А если она любила? Если она сама не понимала себя, как это происходит со мной сейчас? Если она боролась с собой, как я со своими чувствами к Джесс в самом начале? Могу ли я винить её сейчас? Нет. И первый раз за эти годы я счастлив за неё, что она сейчас любимая жена и мама. Ведь и я предал её, быстро и легко согласившись обменять свои мнимые чувства на деньги, которые пообещал мне её отец. Точнее, расширение, но всё же деньги. Я продал себя, но с Джесс никогда бы не согласился отпустить боль из своего сердца. Глупец, искавший не то, что следовало. И я тоже виновен.

Мои друзья, которых я собрал вокруг себя, были ширмой для красивой жизни. Именно так представлялось мне: громкие вечеринки, холостяки, женщины, смех друг над другом, жизнь, полная беззаботного веселья. Всё так и было до тех пор, пока они не показали мне, что их хорошее отношение к себе я снова выдумал. Я был шутом, который есть в любой компании. За мой счёт они развлекались и не скрывали этого, а я был глуп и глух. Господи, насколько надо быть идиотом, чтобы довериться незнакомым людям, забыв о том, что доверять необходимо только родным? Нет никого ближе, они всегда искренни и никогда бы не позволили мне жениться на шлюхе. Но и в этот период жизни я не думал ни о ком, кроме самого себя. Памела даже не знала, что у меня есть сестра. Я говорил ей, что сирота. Сирота! Какой же подонок. Возможно, именно по этой причине она увидела во мне свою игрушку. Я позволил ей это, устав от юных тел и глупых разговоров. Мне хотелось чего-то серьёзного. Вновь поверил. Она коварно отплатила мне за отказ. И я это заслужил. Мне следовало узнать о ней больше, чем верхушки сливок, которые она мне скармливала. Но и я превратился в другого человека, жадного и бездушного. Ведь именно это позволило мне издеваться над Эйми. А она была открыта для меня, ласкова, но я извращённо наблюдал за тем, что она сделает, когда узнает о том, что я полный и законченный подонок, питающийся падалью и ползающий среди тухлого аромата. Меня не волновали её чувства, даже слёзы не трогали, и мне так жаль, что ей встретился я. Она заслужила большего, чем два года разрушенного сердца. Именно с ней я показал себя с самой жуткой стороны. Словно гиена, наслаждался её мучениями и за её счёт обманывал других. Для всех я стал примером, ведь у каждого должна быть жена и любовница. Именно такое определение для моего окружения имело словосочетание «настоящий мужчина». Мне жаль, что они не знают правильной расшифровки этого понятия. Я уподобился им, пал ещё ниже, чтобы захлебнуться в том, что сотворил сам. И нет, я недостоин милосердия. Я сполна глотнул ядрёного напитка из жадности, жестокости, эгоизма, высокомерия, бессердечия, распутства и тщеславия. Этот вид опьянения разорвал меня изнутри, не оставив ничего, кроме жалости к себе. И сейчас мне гадко, потому что более нет желания опровергать обвинения, я признан виновным, и отмотав срок, вернулся домой, чтобы начать жить с чистого листа. Я оставлю его пустым, ведь теперь мне только предстоит увидеть того мужчину, который сейчас, под властью воспоминаний, исписал всю бумагу, которую мне дала Джесс. Я сделал это и осознал самую важную вещь, которую упустил. Я жил не в раю, а в аду, у меня было тюремное заключение, в которое я отправился добровольно. И также я сумею выбраться из него, оставив это существо в клетке, которое нельзя назвать человеком. Себя прошлого, выдуманного, купленного за бумажки. Это точка в судебном разбирательстве, которое я провёл сам над собой. И это самое честное, что я сделал за всю свою жизнь.