Небеса всё знают

Опускаюсь на лужайку и сжимаю в руках листы. Это довольно глупо довериться полностью девчонке и её странному подходу к жизни. Но разве это важно? Не для меня. Единственное, что я понял, что Джесс знает меня лучше других, и только она видит необходимый для меня выход. И я готов сделать всё, что взбредёт в её полоумную голову, потому что она для меня – один из самых родных и близких людей во всём мире. И мне не нужен никто сейчас, кроме неё.

Она возвращается с пакетом и гелиевым баллоном.

– Эм, ты уверена, что это… – даже завершить предложение не могу, щурясь и смотря на её воодушевлённое лицо.

– Определённо. Я так делаю часто, – кивает она и садится рядом со мной.

– И что ты делаешь часто? – Интересуюсь я, а Джесс загадочно улыбается и переворачивает пакет, откуда высыпаются красные воздушные шарики.

– Отпускаю всё в небеса, – она указывает пальцем в небо, отчего я приоткрываю рот.

– Понимаешь, я слишком верю в их силу, и каждое своё письмо с обидой, болью или же просто благодарностью, когда меня переполняет счастье, дарю им. Они принимают с особой честью любое послание, и оно теряется среди миллиона похожих. Это сделаешь и ты сейчас.

– А ты не думаешь, что это несколько глупо? – Кривлюсь от такого предложения.

– Возможно, но кому какое дело, – пожимает она плечами. – Для многих довольно глупо спать со своим дядей, хоть он мне и неродной. Да, вообще, понятие глупости слишком обширное, чтобы устанавливать ему какие-то рамки. Тебя это волнует?

Она озадаченно смотрит на меня, а я на неё.

– Хм, нет, наверное, нет, но я этого ни разу не делал, Джесс. К слову, я совершенно не представлю, что происходит со мной. И спать со своим дядей не глупо, а незаконно, – хмыкаю от её сравнения.

– Тогда ты, наконец-то, нарушил хотя бы что-то, – смеётся она и подхватывает один из шариков.

– Итак, с кем ты хочешь расстаться в первую очередь? – Спрашивает меня, а я бросаю взгляд на бумаги в моих руках.

– С друзьями, которые мне не нужны, которые не соответствовали представлению об этих отношениях, – уверенно произношу и вытягиваю один из листов.

– Хорошо, сложи его как можно компактнее.

Делаю то, что она просит, и протягиваю ей маленький квадратик. Джесс настолько серьёзная, что я становлюсь таким же. Она аккуратно просовывает бумагу в маленькое отверстие и надувает шарик гелием, затем завязывает белую ленту и поднимает голову.

– А вот теперь будет самое сложное, Флинт. Ты написал честно обо всём в этом письме тем, кто не стал для тебя необходимым в твоей жизни. Наоборот, они подорвали твою уверенность в себе так, что тебе пришлось подстраиваться под неведомые правила. Возьми, – она протягивает мне ленту. Откладываю другие листы и беру шарик из её рук.

– Отпускать намного сложнее, чем признаваться, потому что у тебя больше не будет возможности передать этим людям вину за свои поступки. Ты отрезаешь этих людей от себя навсегда. И ты должен это сделать сердцем, – произносит Джесс и пододвигается ко мне, располагаясь за спиной.

– Именно в сердце ты прячешь все свои чувства, – её голос становится тише, а ладонь ложится на грудь, где раздаются громкие и быстрые удары.

– Так отпусти их, подари небесам, а они вернут тебе иное. Свободу.