Зов Полярной звезды

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не-а. А что это?

Вадим разъяснил. Крутов подавил зевок.

– Про меряченье слыхал. Сплетни. Народец у нас такой, что голова с куль, а разума – нуль. Любит сочинять.

– Но пленка!

– А что пленка? Говоришь, на ней мужик, который с глузду съехал и стал камнями швыряться? Так это с любым бывает, если сивухи перебрал. Пьянство, Вадим Сергеич, есть первейший источник национальных бедствий на Руси. День гуляшки, два гуляшки – и остался без рубашки.

– Значит, на тебя ничего такого не находило?

– Ни разу. – Олег Аркадьевич чуток отмолчался, поскрипел тележными рессорами, затем прибавил: – Бывало, что и не по себе становилось… особенно когда шаман на том берегу свои песнопения заводил. Но посиди тут с мое, отшельником, сам завоешь… или убить кого-нибудь захочешь. Это смотря по характеру. У каждой избушки свои погремушки.

Складно говорил Крутов, но насчет арктической истерии Вадим с ним не согласился. Если кого-то одного не накрыло, это не означает, что явление следует считать выдуманным. Сюда бы Александра Васильевича с его познаниями и взятыми из Москвы чувствительными приборами-регистраторами! В багаже экспедиции был и детектор, сконструированный немцем Гейгером пятнадцать лет назад. А вдруг радиация или еще какое вредоносное излучение, сбивающее с панталыку?

Словам Крутова веры нет. И сам он тут – как сорняк, который необходимо вырвать с корнем. Освободить занимаемую им делянку, избавить лопарей от страха перед Черным Человеком, вернуть им веру в добрых людей с Большой земли. Открыть доступ на Сейд ученым, а заодно и ценности с потопленного аэроплана передать государству. Вот что надобно сделать! И тогда смело можно сдаваться политуправлению, будет что выложить на стол, если прижмут.

Рассуждая так, Вадим поднял поникшую голову, пошел живее. Поэтапный план еще не выработался, но главное – настрой. А он боевой! Только Крутову знать об этом не нужно.

Через полчаса достигли бухточки, лед на которой покрывала девственная снежная плева.

– Где-то здесь. – Вадим обвел пальцем пространство вокруг себя. – Р-радиус метров сто, точнее не скажу.

– И то хлеб! – приободрился Олег Аркадьевич. – Сто метров – это как жук чихнул.

Взялись за буры и стали дырявить лед. Первые шесть прорубей оказались пустышками, но в седьмой эхолот показал наличие некоего скопления на дне. У берега озеро было неглубоким, Крутов посветил лампой и восторжествовал:

– Там он, голубь сизокрылый! Я его вижу…

Кирками обломали ледяные края, превратили прорубь в полынью, куда мог пролезть акванавт во всем вооружении. Выложили из тележки компоненты гидрокостюмов, стали последовательно надевать их на себя, облачаясь, как тевтонские латники перед баталией. Зная, что озеро относительно мелководно и в нем не водятся опасные хищные рыбы, Крутов заказал облегченные версии костюмов (не в пример профессиональным океаническим, которые весили более двухсот килограммов и в которых водолаза за борт опускали при помощи лебедки), но и они тянули под сотню фунтов каждый.

Перед тем как превратиться в крестоносцев, вбили в лед возле полыньи прочный шкворень и привязали к нему корабельный трос, чтобы можно было подняться на поверхность. Конец троса опустили в воду, после чего по очереди погрузились в полынью.

Температура Сейда едва ли превышала плюс один-два градуса по Цельсию. Под водолазные комбинезоны были поддеты свитера крупной вязки, но и они не очень-то согревали. Вадим моментально окоченел. Плавно, как на лифте, соскользнул по тросу вниз, подошвы с утяжелителями коснулись тинистого дна. Вслед за ним опустился Крутов, похожий на инопланетянина из американских фантастических фильмов.

– Двигайтесь! – в такое слово сложились его губы, плохо различимые за стеклом шлема. Вадим, впрочем, сумел это расслышать – звук достиг ушей, пройдя через сталь амуниции и озерную толщу.

Да, двигаться! На суше водолазная хламида казалась дико неудобной, оттягивающей плечи, сковывающей руки и ноги. Но под водой в соответствии с законом Архимеда она заметно сбавила в весе. Вадим быстро приспособился к ходьбе в негнущихся ботах и, протискиваясь сквозь загустевшую от холода стоячую воду, направился к разбитому аэроплану, покоящемуся на отшлифованных столетиями гольцах.