Наклоняется и берет ее за руку. Если бы не чудовищная тень на стене, можно было бы подумать, что в нем скрывается порывистая, но романтичная душа. Он прямо как Сид Вишес в те времена, когда Нэнси все еще была светом его жизни.[64]
– Быть с тобой, – говорит он Аве, – это все равно что жить в книге. Я никогда не знаю, что ждет меня на следующей странице. Но всегда жду с нетерпением. Потому что знаю, моя жизнь станет еще лучше. И я больше не буду одинок.
Когда он произносит эти слова, я чувствую, как во мне что-то умирает. Потому что это мои слова, я написала их в предыдущем, старом блокноте. Писала их, захлебываясь, сидя в одиночестве на пустынной лужайке кампуса, с похмелья, после нашего очередного дневного или ночного загула. После мы с Авой встретились в одиннадцать утра, она взяла меня за руку и не отпускала до следующего рассвета. Я сидела у статуи летящего зайца. Листья падали на мои тогда еще не тронутые косами волосы. Помню, как прошептала эти слова статуе, точно секрет:
Интересно, что же она скажет в ответ на эти слова? Скажет «заткнись»? Или «отвали»? Только теперь уже не беззлобно.
– Очень мило, – слышу я ее голос и поднимаю взгляд.
Она смотрит на свою тарелку, совершенно пустую, если не считать парочки обглоданных костей. Ава всегда ест очень мало. Обычно она просто сидит над полной тарелкой с сигаретой и курит, а я доедаю за ней остатки еды, присыпанные пеплом, точно солью. Но сейчас ее тарелка такая чистая и вылизанная, что даже блестит. А сама Ава заливается румянцем. И не только ее лицо, но и шея.
– Но это правда, – почти моментально отзывается он, с таким сильным чувством, что его можно услышать, прямо как запах. Лесной аромат, который следует за ним всюду, точно дыхание, точно его собственная тень. – Не так ли, Саманта?
Он хватает с тарелки последний кусочек хлеба, к которому я давно присматривалась, и отпивает вино прямо из горлышка. А затем передает бутылку Аве, которая делает то же самое. После она протягивает ее и мне, но там уже почти ничего не осталось.
После того, как мы прикончили последнюю бутылку, онснова возвращается к теме танго, его любимого танца. Погодите-ка, неужели и у Авы он любимый? У вас обеих? Ну, ни черта себе. Вот это дичь. Вот это совпадение, правда, Саманта?
Ава тут же предлагает свернуть ковер.
– Ой, да ладно тебе, Хмурая. Я даже готова побыть сегодня Диего.
И он тут же спрашивает:
– Диего? Кто такой Диего?
– Просто герой-любовник, которого мы с Хмурой выдумали, чтобы нам было с кем танцевать. В смысле, мы танцевали друг с другом, но представляли, что с танцуем с ним. Верно?
– Да.
– Как мило, – улыбается он. – Покажите.
Когда мы с Авой танцевали прежде, куда мы смотрели? Друг на дружку? Кажется. Я не помню. Знаю только, что теперь мы немного отводим взгляды. И я пытаюсь улыбнуться в эту пустоту рядом, так, словно именно там вижу ее лицо, смотрю в ее глаза. Вот только там не совсем пустота. Там Макс. Он стоит, прислонившись к двери в своей пугающе-сексуальной манере, словно некое привлекательное, зловещее дерево. Он курит, сжимая в свободной руке стакан с темно-янтарным виски. Отбрасывает странную тень, источает странные запахи. И пристально наблюдает за нами. Точнее, не за нами, а за Авой. Он смотрит только на нее.
– Я что-то уже очень устала, – говорю я, отстраняясь от нее. – Наверное, мне лучше пойти отдыхать.
Но я никуда не ухожу. Я сажусь на диван и наблюдаю за тем, как они танцуют у огня, который, кажется, и не собирается угасать. Я подношу к губам его, все еще дымящуюся, сигарету. Пью его виски – на вкус как костер на берегу Северного моря. Наблюдаю за тем, как их души переплетаются, словно щупальца осьминога. Я в ужасе. Я в оцепенении. Не могу даже описать, как меня все это смущает. Я уже дико пьяна, но не могу отвести взгляд и перестать смотреть. На то, как он смотрит на нее. На то, как она смотрит на него. Просто сижу и пью огонь костра, который он периодически подливает в мой стакан. Телефон вибрирует уже без остановки, но я не обращаю на него внимания.
ebooksa